Бабу-мещанку возьмёшь али, может, у помещика крепостную выкупишь, все поскрёбыши свободными будут. Выучишь их, глядишь, и в люди потом выйдут, папку свово добрым словом опосля помянут.
– До отставки этой дожить ещё надо, – вздохнув, заметил Макар. – Вам-то, Федот Васильевич, с Чановым Иваном не столь уж и далече до неё, а уж всем остальным… – И он махнул рукой.
– Да уш, двадцать пять лет вынь да положь, – согласился Кошелев. – Да ладно, а ещё каких-то десять лет назад нижние чины до гробовой доски лямку тянули. Ничего, ребятки, ничего, помяните моё слово, и у вас тоже года пролетят, вы и не заметите.
В конце января взвод подпоручика Копорского заступал на караульную службу при гарнизонном штабе. На общем разводе, проводимом усатым комендантским майором, помимо драгун, стояли в строю взвода́ из Херсонского гренадерского и пятнадцатого егерского полков. Проверка внешнего вида, амуниции и оружия, выборочный опрос по знанию устава и порядку несения караульной службы прошли буднично. Майор для порядка обругал по матушке несколько оробевших солдат, поставил на вид егерскому поручику неопрятный вид подчинённых и долго, накручивая ус, осматривал шеренги драгун.
– Никак мундиры вам сменили? – спросил он Копорского. – Гляжу, как с иголочки все одеты. Только вот сапоги немного подкачали.
– Да только вот недавно, как с похода пришли, поменяли, – пояснил подпоручик. – А уж сапог новых на складах не было. Велено было в этих до лета пока ходить.
– Ну да, ну да, – протянул задумчиво майор. – Тут уж, что в наличии у интендантских имеется, то и дают. Ладно, сапоги – это не страшно, пусть зачернят их твои и хорошо салом смажут.
– Так уже, господин майор, – сказал Копорский. – Начернили и начистили как могли.
– Ты, подпоручик, мне-то здесь не перечь, – буркнул комендантский. – Велено было ещё раз обиходить, вот и выполняйте.
– Так точно, господин майор, обиходим, – не стал спорить с ним взводный. – Сию минуту поправим. Как только развод закончится, драгунам прикажу.
– Вот и правильно, – одобрил майор. – Потому как я вас при главном штабе на суточный караул выставлю. А это дело такое. Тут внешний вид сильно важен. Эти на караулы в гауптвахту, на склады и на стены пойдут. – Он показал на шеренги гренадер и егерей. – Хорошо с дежурством справитесь – благодарность заслужите, а с ней и дополнительный двухдневный порцион. Ну а коли скверно – пеняйте потом на себя. У нас главнокомандующий очень строг, сами, небось, знаете, два раза уже в полном составе всю дежурную смену на гарнизонную гауптвахту отправлял. Офицеру недельное сидение с записью в послужной список, а уж нижним чинам, как положено, палочки. Так что думайте, подпоручик, хорошо думайте, вам ведь ещё расти и расти, а с замаранным послужным списком это такое себе. – И он, хмыкнув, покачал головой.
Вечерние часы после заступления в караул пролетали быстро. Сновали туда-сюда вестовые и адъютанты, бегали с узелками и корзинками денщики и нестроевые чины. Офицеры разных родов войск приходили на доклад к командующему и мялись перед крыльцом большого двухэтажного каменного дома, оттягивая время захода. Иван Васильевич Гудович, старый служака, был нрава крутого. Начинал он службу ещё при Елизавете Петровне и её сыне Петре III, сделал карьеру при матушке императрице Екатерине Алексеевне. Не раз впадал в опалу и потом опять возвращался в армию. Преклонные годы (ему было уже под семьдесят) и время, проведённое в бездействии после критики военных реформ Павла I, значительно ослабили в нём прежние способности, но ещё более развили теневые стороны его характера – гордость, гневливость, тщеславие и крайнюю нетерпимость к чужому мнению. Так что выскакивали многие вызванные офицеры обратно на улицу распаренные, с красными лицами и круглыми глазами. Стоявшие на часах драгуны вытягивались по стойке смирно и сочувственно провожали их взглядами.
– Вот, ещё двух полковников их сиятельство взгрели, – прошептал Блохин. – Гляди, какие они пунцовые, взъерошенные вышли. На морозе-то аж пар вон видать. И это полковники, а уж рядовых али унтеров так и вообще, небось, вусмерть пришибли бы.
– Тихо ты, Лёнька! – прошипел Гончаров. – Нужны мы ему, как же, у него таких тьма! Ты, главное, сам не оплошай.
– …Так ведь время упустили, Дмитрий Александрович, – донёсся разговор вышедших. – Сейчас было бы самое время нам Эривань забирать. Персы после поражений на юг, за Аракс к себе далеко ушли, и подмоги Хусейн-хану более ждать неоткуда. Взяли бы мы эту крепость, а уж потом и с персами сам мир на наших условиях заключили. Зато и южный рубеж был бы у нас надёжно прикрыт. А теперь, коли с турками воевать, так и не до этого уже будет. Тем более и резервов нам ждать нечего, вон как сейчас в Европе война вновь разгорается. Только и будут к нам на Кавказ зелёных рекрутов для пополнения одних гнать.
– Ну-у, что сказать, Владимир Петрович, похоже, у главнокомандующего своя стратегия, – пожав плечами, произнёс егерский полковник. – Видно, спешил он замириться с персами и со всеми местными ханами, дабы против османов начать действовать всеми высвободившимися силами.
– Так пожалуйста! – горячо воскликнул собеседник. – Но ведь сначала нужно было Эривань взять! Вон сколько при походе князя Цицианова мы под ней крови пролили. Вспомни, Дмитрий Александрович, чем для нас осада 1805 года обернулась. А всё потому, что огромная армия персов над Эриванью с юга нависала, и мы со всех сторон обложенными неприятелем оказались. А сейчас вот после летних побед над ним никакой нет для нас опасности. Ну, так и нужно было пользоваться удобным моментом. Идти и забирать под себя эту Эривань со всем ханством. Помяни моё слово, аукнется нам ещё это промедление! Ох и аукнется!
– Тише, тише, Владимир Петрович, пошли отсюда. – Егерь потянул за полу шинели гренадерского полковника. – Ну чего ты так здесь раздухарился? Не хватало ещё, чтобы после сегодняшнего разноса донесли кому надо. Ушей тут, в Тифлисе, хватает. – Он кивнул на здание штаба.
– Да не боюсь я. Отбоялся давно. А поехали ко мне? Сейчас адъютанту скажу, пускай быстрее в полк скачет. Мы подъедем, а там уже и стол будет готов. Илья, подавай коней! – Он махнул рукой, и денщик вместе с прапорщиком подвели к полковнику красавца-жеребца. – А ты сам, голубчик, скачи поскорее в полк, скажи Платоше моему, что я совсем скоро с гостем буду. Пусть делает как положено, он всё, шельмец, знает.
Возглавляя обходной караул, из переулка вышел подпоручик Копорский и, оставив драгун у ступеней, поднялся к часовым.
– Ваше благородие, на посту без замечаний! – доложился, выйдя ему навстречу, Тимофей.
– Из Херсонского гренадерского и пятнадцатого егерского
