лет тому назад. Пригодилось вот.
Нина успокоила Лей и Камиллу, те воспряли духом. Кам умчалась на работу, а Лейла — на вечернюю группу поддержки.
А дома вернувшуюся Лелку ждал новый куплет цыганочки с выходом: Мадина заявила, что раз Гоха шляется невесть где — девка она гулящая, такая только отца опозорит. А она, Дина, примерная дочь и будет хорошей женой. Так что с достопочтенным родителем на родину поедет она. И ушла собирать вещи.
Лелку, вопящую, что она мать и дочь свою несовершеннолетнюю никуда не отпускает, все проигнорировали.
Дальше было хлеще.
Утром недомуж заявил Лей, что та хреновая мать, да и жена не очень, так что он знать ее отныне отказывается. Квартира, так и быть, пусть ей остается, но больше он не даст ни копейки и вообще — слышать её не желает, дрянь такую неблагодарную.
Скандал был бурный и длительный. Даже Камилла со смены вернулась и поучаствовала.
Но все это были разговоры в пользу бедных, потому что ближе к вечеру этот негодяй уехал с Мадиной в аэропорт.
Лейла с Камиллой помчались в полицию. Вопили, рыдали, обратились к знакомому капитану, с чьей матерью соседствовали и приятельствовали больше десяти лет. Заявление у них приняли, так как по документам недомуж был еще и недоотец, то есть в свидетельстве о рождении, что Динка только недавно сменила на паспорт, не значился.
Закрутилось.
В то, что Бог есть, Нинка уверовала именно тогда и теперь изо всех сил убеждала в его существовании меня: в Питер пришла снежная буря, полосы обледенели, видимость нулевая. Рейсы отложили до улучшения ситуации.
А когда прояснилось и небо открыли, тут на пограничном контроле Мадинку и остановили. Ну и папеньку ее. А к тому были вопросы еще по линии его несколько не совсем благородного занятия на родине.
Так что по состоянию на момент написания письма, то есть полсуток назад, Динка сидела в отделении полиции в Пулково и ждала единственного законного представителя — мать.
Да, дела.
Мне что-то резко захотелось закурить. Впервые в жизни.
Ослик, золотой ты мой ребенок, простите, Пресвятые Просветители!
Написала Нинке слов поддержки. Гоху посоветовала не отпрятывать, пока вопрос с отцом ее не решится как-нибудь окончательно, да и Динка может чего-нибудь отколоть на психе.
Мелкую соплю надо было бы отходить крапивой, но не сезон. Так что оставалось — вести к психотерапевту, хотя пора, кажется, уже к психиатру. Но начать лучше с детской комнаты полиции по месту проживания.
Я не умничала, так просто высказалась. Ну, мысли же прут от эмоций. Все мы люди.
Девчонкам там, на месте, виднее. Но я хорошо помню ужас и панику, когда вот только что пропадал Рус, и это он у меня еще более-менее психически устойчивый товарищ.
Вот так, трясясь осиновым листом, выскочила я из аудитории и понеслась туда, куда последнее время бежала чуть что не так. К Владу.
Говорила я, что нельзя мне расслабляться?
Ну, еще раз повторю, просто чтоб не реветь.
Владимир Львович говорил по телефону, когда я пришла. Народ в преподавательской был сплошь местный, так что он ни голоса не понижал, ни скрывался особенно: стоял у своего рабочего стола, глядел в окно.
Я, не знаю с чего, замерла у стеллажа с учебными пособиями за его спиной.
В воздухе висела ваниль.
Прямо плотно. Просто, как смог — окутывала и душила.
Глубоко ее вдохнув, ни с того ни с сего встала столбом. Ноги почему-то не шли. К сожалению, ушам этот временный паралич нижних конечностей не мешал функционировать.
— … как ребенок? Конечно, Любушка. Рад, я рад. Такая новость. Спасибо, дорогая. Нет, не сразу. Ты же помнишь, у меня еще неделя здесь, затем в Питер прилечу, дела порешать. А оттуда уже к вам. Конечно, встречай. Спрашиваешь, с удовольствием.
А потом ваниль меня доконала, и паралич внезапно исчез. Как и силы держать себя в руках.
Что делает в таких неоднозначных случаях любая разумная взрослая женщина? Разговаривает. Уточняет. Вносит ясность.
Ну, это взрослая и разумная, да.
А усталая нервная истеричка, с ассоциативным мышлением? У которой в мозгах копошатся семейные установки? Да еще и бушуют в душе новые яркие и режущие эмоции, а в крови гормоны?
Вот.
Меня как-то за последнее время прилично так на разнообразных переживаниях растрясло. То любовь, захлестывающая и накрывающая с головой. То Рус, то родственники, то, вот, Нинка с Лей и их дурдомом.
Я, увы, оказалась не в состоянии собраться, взять себя в руки и поступить цивилизованно.
И сделала я то, что автоматически привыкла выполнять всю свою сознательную жизнь в страшных ситуациях.
Сбежала.
Спасибо прежним командировкам, примерный стандартный план принимающей стороны я знала хорошо. И впервые в жизни воспользовалась служебным положением.
Выловила после лекции Джу:
— Привет, — прихватила подружку за рукав и утащила в ближайшую нишу с фикусом. — Такое дело: от нас в этот раз тусоваться по ВУЗам поеду я. Какая программа? Когда стартуем? Чего брать?
Оторопевшая мандаринка хлопала глазами:
— Рита, привет. Что случилось?
Вдохнула. Выдохнула.
— Ничего. Мне надо уехать. Срочно. Одной.
— Так нельзя. Вы говорили? — сердито посмотрела на меня подруга. Ухватила ведь сразу главное, надо же.
— Нет. Я не могу. Мне нужно время.
— Это точно что-то ты не так поняла. Он только на тебя и смотрит. Ты важна для него.
Здесь оставалось лишь глупо пошутить:
— Естественно. Я его научный руководитель.
— Другое. Ты женщина для него. Самая важная.
Больно. Как же больно, но не промолчать:
— Не самая, Джу. Оставим это. Когда выезжать.
— Хорошо. Программу сброшу. Отъезд сегодня вечером.
— Спасибо! — все, на что меня хватает. Запрокидываю голову. Слезы уже здесь.
Профессор Ван Хун Джу сочувствующе гладит меня по плечу:
— Приходи в себя. Но вам надо поговорить.
Встряхиваю головой:
— Обязательно, но не сейчас.
— Больно?
— Очень.
Вот таким образом на оставшуюся от командировки неделю, я уехала в традиционный тур по Китайским ВУЗам — участникам программы обмена специалистами, оставив свои пары Владимиру Львовичу.
Сбежала. Как всегда.
И телефон я забыла случайно в апартах. Для работы мне достаточно планшета.
Ремарка от антигероя или?
'Я вас люблю, — хоть я бешусь,
Хоть это труд и стыд напрасный,
И в этой глупости несчастной
У ваших ног я признаюсь!'
А. С. Пушкин
С этой женщиной ни на секунду нельзя терять
