что еще за новость?
— Окстись, Владимир Львович! Ты на десять лет моложе меня, и на тридцать — Александра Михайловича. Как ты думаешь, кто первый покинет сей бренный мир?
Даже рассердиться на него не смогла, ну, глупость же.
Влад притянул меня ближе, поцеловал в лоб и заявил:
— Мне плевать, кто первый. Я знаю, что уйду вместе с тобой.
Мгновенный болезненный укол в сердце.
Ужас.
Злость и паника:
— Прекрати сейчас же! Не вздумай! У нас ребенок, в конце концов.
— Наш сын уже вполне самостоятелен, если ты не заметила, — криво улыбнулся любимый муж.
Как же я устала.
— Влад, я не хочу об этом. Ты же знаешь, что мой диагноз…
Опять потянуло плакать.
Дорогой супруг обнял нежнее, погладил по плечам и спине:
— Именно поэтому и говорю: я с тобой навсегда. Люблю тебя одну и всегда буду рядом. Нам еще повенчаться было бы хорошо.
Что-то штормит мое сокровище сегодня сильно.
— Как-то тебя заносит, милый.
Не оставив Владу времени на реакцию, в дверях появился Рус со словами:
— Так, родители, вы пока здесь отношения выясняли, я суп свой уже съел, так что пойду, пожалуй. У нас тусовка в ночь намечается. Есть же повод.
Мгновенная метаморфоза Владимира Львовича во внимательного и ответственного отца умилила:
— Руслан, помни про правила безопасности и что мы ждем тебя. Звони и «если что», и просто так, — Влад обнял ослика, похлопав по плечу.
— Люблю тебя, моя радость. Возвращайся скорее, — а что еще я должна была сказать?
«Не пей, не кури, не сделай меня, случайно, бабушкой»? Кому все эти увещевания?
Пусть ребенок знает, что его любят и ждут. Любого. Всегда.
И все. Этого достаточно.
А после я стояла и смотрела вслед своему такому взрослому, но по-прежнему трепетному и ранимому сыну. И старалась не думать о той постоянно саднящей ране, что под видом помощи и с добрыми намерениями, нанесла мне перед смертью мать Валерии Сергеевны.
Весь прошедший год я умоляла: «Кирилл и Мефодий, пусть обойдётся!». Пока обходилось. Но надолго ли хватит везения?
Сколько раз я думала о том, что зря тогда успела вернуться из Китая и попрощаться с Русовой бабушкой? Да тысячу, не меньше!
Ведь чувствовала, что не надо было ехать, но потащилась, ибо призывали вот совсем к смертному одру.
Может, это был уже бред?
Как там она сказала?
— Береги его. Твой он. Лерка моя дура, удержать мужика хотела. Бог наказал. Зря она все это затеяла. Все равно ребенок этот никому…
И уснула.
Ну, я вышла, Леру слегка попытала, да толку?
Меня выставили окончательно с формулировкой:
— Общего у нас больше ничего нет. Общаться ни к чему. Сын теперь только твой, не говори мне про него. Он наверняка и отца себе сменит тоже. Живите как хотите.
Тень на плетень сплошная.
Пусть, конечно, спят спокойно, если смогут.
Страшные женщины.
А Руслан — мой сын. Я буду беречь и защищать его всегда.
Спине неожиданно стало тепло.
Спасибо, значит, я могу прислониться, привалиться, опереться. На мгновение забыть о тревогах. Просто побыть счастливой рядом с любимым.
— О чем твоя печаль, моя Королева? — горячий выдох в ухо породил толпы мурашек на шее и ниже.
Попыталась сосредоточиться:
— О будущем сына.
— Мы вместе. Мы справимся, — прозвучало уверенное и вселяющее оптимизм.
Закрыла глаза, вспомнила свою жизнь, а особенно — прошедший год.
Я многое узнала и достигла прилично, и могу сама тоже ой-ой-ой сколько, как оказалось. Но для меня, удобной и полезной для окружающих «хорошей девочки» в прошлом, а сейчас такой прекрасной, способной и самостоятельной, самым важным является возможность честно сказать:
— Люблю тебя, моя опора и поддержка. Мой обожаемый муж!
— Всегда с тобой, моя невозможная снежная девочка. Только моя Маргарита Ланская-Коломенская.
Пресвятые Просветители, пожалуйста, пусть так и будет.