неторопливо застегиваю сумку.
— Это ваши проблемы, Сергей Павлович. Выбор за вами. Или вы спасаете свою шкуру, топя других. Или тонете сами — с позором, на радость журналюгам. Думаю, они с руками оторвут такой материальчик.
Власов трясущимися руками разливает по стаканам коньяк. Опрокидывает в себя залпом, давится. Утыкается лбом в стиснутые кулаки, шумно дышит.
— Хорошо, — глухо роняет, не поднимая глаз. — Я сделаю, как ты сказала. Дам показания, сдам кого надо. Только забери это. И не смей никому показывать, ясно?
Киваю, пряча папку обратно в сумку. Чувствую, как по спине течет холодный пот. Неужели получилось? Неужели все так просто?
— Очень хорошо, Сергей Палыч. Вы приняли мудрое решение, — мягко произношу, направляясь к двери. — Даю вам неделю. Если Игорь через семь дней не окажется на свободе — пеняйте на себя.
Выхожу из кабинета, прикрываю за собой дверь. И тут же без сил сползаю по стене, хватаю ртом воздух. Колени дрожат, в ушах шумит. Я сделала это. У меня получилось.
Достаю телефон, трясущимися пальцами набираю номер Александра.
— Алло… Саша, это я. Все прошло как по нотам. Власов в ауте, сдался по всем фронтам.
— Молодчина, Мариш! — с чувством отзывается он. — Я знал, что ты справишься. Ты такая сильная, такая храбрая. Теперь все будет хорошо, вот увидишь. Игоря освободят, я обещаю.
Киваю, глотая злые слезы. Знал бы ты, Саша, чего мне это стоило! Каких нервов и страха! Но оно того стоило. Если все получится, если Игорь снова будет со мной…
Сил моих больше нет. События последних дней, недосып, стресс — все разом наваливается, давит свинцовой плитой. Я еле волочу ноги к лифту, жму кнопку первого этажа. Надо домой. Срочно домой, к Лео, в тишину и покой.
Всю дорогу до квартиры дремлю, привалившись к стеклу такси. В голове шумит, мысли путаются. Перед глазами — бледное, искаженное лицо Власова. Дрожащие руки, трясущиеся губы. Такой мелкий, жалкий, загнанный в угол.
Неужели и я стала такой же? Шантажисткой, интриганкой, готовой на все ради своей цели? Боже, Игорь, во что ты меня втянул? В какие авантюры, в какие бездны заглянуть заставил?
Захожу в квартиру, на ходу стягивая туфли. Сил моих больше нет. Хочу упасть и уснуть. Беспробудно, без снов и мыслей. Забыться хоть ненадолго в блаженном небытие.
Леопольд встречает громким мяуканьем, трется о ноги. Видать, соскучился, бедняга. Я на автомате глажу пушистую спинку, чешу за ухом. Вот и славно, вот и хорошо. Сейчас мы с тобой поваляемся, полежим. А завтра… Завтра будет новый день.
Забираюсь под плед прямо в одежде. Обнимаю подушку, утыкаюсь в нее лицом. Игорь, любимый… Я сделала все, что могла. Теперь остается только ждать. Ждать и надеяться.
Проваливаюсь в тяжелый, муторный сон. Мне снова снятся решетки, наручники. Снова бледное, осунувшееся лицо Игоря. Но в этот раз он улыбается. Гладит меня по щеке теплыми пальцами.
"Люблю тебя, родная. Ты у меня самая храбрая, самая сильная. Теперь мы скоро будем вместе. Обещаю".
34
Проходит день, второй, третий. Я брожу по квартире как в тумане, не находя себе места. Звоню адвокату, пытаюсь выяснить ситуацию. Но он лишь хмурится, просит набраться терпения. Следствие продолжается, допрашиваются новые свидетели. Но о пересмотре дела и освобождении Игоря пока речи не идет.
Потихоньку начинаю сходить с ума. Вдруг Власов обманул? Вдруг лишь сделал вид, что смирился и готов сотрудничать? От этих мыслей бросает то в жар, то в холод. Неужели все зря?
Пытаюсь поговорить с Александром, он успокаивает и подбадривает. Убеждает, что все идет по плану, нужно лишь запастись терпением. Но по голосу слышу — и сам сомневается, теряется. Похоже, такого поворота не ожидал даже этот прожженный интриган.
Снова и снова прокручиваю в голове нашу встречу с Власовым. Его испуганное лицо, трясущиеся руки. Неужели это был просто спектакль, игра на публику? Выходит, он лишь тянет время, заметая следы?
От бессилия и тоски хочется выть. Мечусь по комнатам, не нахожу себе места. Не могу ни есть, ни спать. Кажется, еще немного — и просто сойду с ума от неизвестности.
Но я должна держаться. Должна быть сильной — ради Игоря. Он сейчас в куда худшем положении, ему куда страшнее и тяжелее. И мысль об этом помогает не раскиснуть, не сдаться.
Решаю съездить к Игорю на свидание. Хоть одним глазком взглянуть, сказать, что борюсь за него, что все будет хорошо. Должен же он знать, что не брошен, не забыт.
Еду знакомой дорогой, глотая злые слезы. В груди — тянущая, выворачивающая наизнанку боль. Ну почему, почему все так несправедливо? Ведь Игорь — самый честный, самый порядочный человек на свете! За что ему все эти беды?
В комнате для свиданий — унылая серость и безнадега. Сажусь за колченогий столик, комкаю в пальцах платок. Сердце колотится как сумасшедшее, к горлу подкатывает тошнота. Только бы не расплакаться. Только бы не показать, как мне плохо.
Дверь скрипит, и на пороге появляется Игорь — бледный, осунувшийся. Видно, плохо ему там, за решеткой. Исхудал, почернел весь. Но увидев меня, улыбается. Лучисто так, светло.
— Маришка! Родная моя!
Подлетаю к нему, обнимаю что есть сил. Чувствую, как по щекам текут слезы. Уже и не помню, когда в последний раз прикасалась к Игорю. Целую век- ность назад.
— Игорь, любимый… Как ты? Держишься?
Гладит меня по волосам, прижимается щекой к макушке. Дышит часто-часто, будто задыхается.
— Скучаю безумно. Так хочу домой, к тебе. Здесь совсем худо, сил больше нет. Но я верю — ты меня вытащишь. Знаю, что не бросишь.
Киваю сквозь слезы, шмыгаю носом. Еще и успокаивать его приходится, подбадривать. Хотя самой впору на стенку лезть.
— Конечно вытащу. Все для этого сделаю, из-под земли достану. Адвокат уже работает, ищет любые зацепки. Ты только держись, слышишь? Мы справимся.
Он грустно улыбается, целует мои пальцы. До боли стискивает ладонь, будто боится отпустить.
— Спасибо тебе. За все спасибо — за поддержку, за веру. Знаешь, только мысли о тебе и помогают не сломаться. Просыпаюсь и засыпаю с твоим именем на устах. Мариша, Мариша…
У меня сердце разрывается от нежности. Какой же он у меня… Сильный, мужественный. Даже в такой безнадеге не теряет надежды. А я, дура, раскисла совсем.
Время свидания летит незаметно. Не наговориться, не надышаться друг другом. Так много хочется сказать — и так мало можно. В последний момент, перед тем как нас разлучат, Игорь говорит внезапно охрипшим
