одевает. Может, нам устроить бал или чайную церемонию, чтобы ей было комфортнее? И что тогда, она вернется во дворец и вежливо попросит императора оставить наш остров в покое? — не унимался Риш, самый старый и уважаемый член совета, переживший несколько восстаний и не доведший ни одного из них до конца. Гекко стиснул челюсти, удерживая рвавшиеся наружу едкие комментарии.
— Уверена, у Гекко есть план, — вступилась за него Нана.
— Нужно время, — кивнул Гекко. — По моим источникам, император делает все, чтобы найти девушку. Он уверен, что она в опасности. А когда он ее найдет, он и не подумает…
Риш не дал ему закончить.
— Ты слишком много времени провел при дворах, научился у них этим интригам. У нас война, мальчик. Это не плетение интриг, чтобы запудрить чужие мысли. Нам нужно показать, что народ острова силен и больше не собирается терпеть захватчиков.
— Вы сами выбрали меня, — напомнил Гекко, гордо выпрямив спину. — Это в ваше время народ был силен и готов к сопротивлению. А теперь народ замучен и устал. Двадцать лет назад на острове еще было достаточно горячих голов и готовых встать на нашу сторону богачей. Теперь они все под ногтем у империи. И этой гниющей рыбе нужно отсечь голову, не попав ей на зубы.
Старики недовольно переглянулись. Риш махнул рукой, завершая собрание. Гекко вышел из-под навеса, скрипя зубами от ярости. Ему бы и самому хотелось, чтобы все разворачивалось быстрее. И он делал все, что мог. Его план был действительно хорош, и единственное, чего он хотел, это чтобы ему не мешали.
Он окинул взглядом залитую солнечным светом деревню. Сердце стянуло знакомой болью. Это место было его домом, который он одновременно любил и ненавидел. К которому он стремился, и в который терпеть не мог возвращаться. Он считал — нет, знал, — что заслуживает большего. Дворцы, резиденции, конюшни, сады. Дом, который не будет разваливаться на глазах, который не нужно будет предавать огню при малейшей опасности. Он заслуживал этого даже больше, чем старейшины. Ведь это он подогревал народ, ставил шпионов, собирал информацию, составлял план, пока старики недовольно раздували щеки, требуя вложить в их трясущиеся старые руки оружие. Время изменилось, империя изменилась, и решать вопросы только силой уже было нельзя. Но они этого не понимали. Только негодовали, что Гекко смог подобраться вплотную к императору, но не попытался полоснуть его ножом по горлу. А Гекко все никак не мог донести до них, что недостаточно просто уничтожить правителя — нужно дать ему достойную замену. Поэтому его люди сейчас распространяли в селениях и деревнях истории о девушке, самом воплощении Черной Луны, что затмит императорское солнце. О той, что станет началом новой эпохи, где не будет ни войн, ни бедности. За несколько дней в «пророчество» поверили все жители «Крепости», и молва распространялась все дальше, приближаясь к столице острова, как набегающая волна.
Гекко тряхнул головой. Главное, что он знал, что его работа приносит плоды. Он уже собирался пойти к своей хижине, как вдруг заметил Яру. Девушка стояла на причале и смотрела, как солнечные лучи пляшут по водной ряби. Гекко направился прямиком к ней.
— Нана разрешила побездельничать?
Девушка встрепенулась, вырванная из потока собственных мыслей. Гекко чуть улыбнулся. Очень его веселила такая реакция.
— Да, разрешила сегодня отдохнуть, — кивнула Яра.
— И чем ты занимаешься?
— Просто… стою.
Она слишком много думала. Пыталась сделать вид, что это не так, но без придворного макияжа все эмоции отражались на ее лице.
— Как насчет пикника на крыше? — предложил мужчина. Яра неуверенно окинула хлипкие постройки взглядом. — Во дворце такого не предложат.
Конечно же, она согласилась.
***
— От Юна вестей пока не было? — тихо спросила госпожа Мотоко, почти не шевеля губами. Они с императором сидели в первых рядах и, налепив на лица придворные улыбки, смотрели комедийную пьесу. Генерал-губернатор не отказывался от попыток отвлечь своего правителя от хандры. Хоть весь остров и охватили поиски, Джао не забывал, что под конец праздника его ждет пышная свадьба с Ики Чен. Он во что бы то ни стало старался сохранять атмосферу приближавшегося праздника. Реншу ему не мешал. Так было даже удобнее. Пока Джао был увлечен приготовлениями к семейной жизни и консультациями с астрологами, Реншу мог заниматься своими делами. В первую очередь — оценивать масштаб бед в своей империи.
— Все будет нормально, — ответил Реншу и стиснул челюсти. Мотоко нервно поелозила рядом, а затем накрыла его ладонь своей.
— Я знаю. Это же Юн. Скоро он вернется, мы все возвратимся в столицу, и забудем об этом ужасном приключении.
— Вряд ли, — хмыкнул Реншу. — Отец оставил империю в полнейшем беспорядке. Уйдут годы, чтобы это исправить.
— Особенно, если ориентироваться на ретроградные планеты, — попыталась поддеть его Мотоко. Император злобно сверкнул глазами. — Я знаю, ты терпеть это не можешь. Я тоже. Но шутить об этом весело.
— Как угодно, — кивнул он. Мотоко недовольно нахмурилась.
— Рен, ты собирался жениться на первой встречной не для того, чтобы тревожиться, если с ней что-то случится, — напомнила она. Император не удостоил ее даже взглядом.
— Ты по той же причине остаешься с Юном?
Мотоко дальновидно замолчала и больше не проронила ни слова. Только время от времени бросала на императора пристальные взгляды, будто видела его впервые в жизни. С момента его коронации веселый повеса превратился в само олицетворение власти, стал раздражительным и еще более острым на язык, чем когда-либо. Эта перемена завораживала и по-своему очаровывала.
Актеры тем временем закончили играть и, под пристальным взглядом Харуки Мин, разошлись по залу, расселись за столы и продолжили развлекать гостей. Часть отобранных Харукой девушек уже разъехались, отправились в поместья своих женихов, так что актеры встали на их места. Харука даже приплачивала им, чтобы они выставляли девушек в нужном свете.
Ики об этом знала, поэтому немало удивилась, когда актер, игравший речного демона, сел за ее стол, как только генерал-губернатор отошел поговорить с кем-то из приближенных императора.
— Прошу прощения, — недовольно вскинула бровь Ики.
— Это мне жаль, что заставил так долго ждать, — улыбнулся юноша. На его красивом лице все еще оставались пятна грима, да
