А.Шишов, О.Алексеев, Д.Еренков (Митя)
— А вот и он, — радостно вскрикнул Ян, соскакивая с ограждения, — с гитарой.
Сверху, со стороны Карла Маркса, быстро семеня ногами, спешил Митя.
— Курево есть? — на ходу, запыхавшись, спросил он.
У Фаната оказалась начатая пачка «Столичных».
Если быть до конца откровенным, то мы были все некурящими. Эту начатую пачку «Столичных» я видел у Фаната еще восьмого марта на вечере в школе. Один Митя покуривал по убеждению, но не часто. Заяц тоже иногда пыхтел, чтобы похудеть, Нинба ещё реже, чтобы не отставать от других, Ян, вообще никогда не курил, он был спортсмен убежденный, я тоже был спортсмен, но менее убежденный, чем Ян, считая, что в малых, редких дозах сигареты безвредны, кроме того, они — незаменимый аксессуар взросления. Предстоящий вечер с девочками, которые тоже тайно покуривали, никак не мог обойтись без объединяющей вредной привычки, сокращающей путь к взаимопониманию. Вынуть из кармана и небрежно бросить на стол пачку «Marlboro» или под восторженный девичий визг ментоловый «Salem» дорогого стоило. Как говорится, свои понты дороже денег.
— Я забегал в ресторан «Украина», — отдышавшись, стал пояснять Митя своё опоздание, — хотел взять штатовских сигарет, там голые ноги. Дядя Костя сказал, что сегодня уже не будет. В «Братиславе» и «Алых парусах» тоже голяк.
— По дороге можем в «Красную» зайти, — предложил я.
— В праздник «Столичные» курить не в кайф, — поддержал меня Заяц.
Так и решили. Вино, шампанское, сок и тортики купили в гастрономе возле «Двух слонов» и, разделив ношу, пошли в сторону гостиницы «Красная». По дороге скинулись на штатовские, они же американские, английские, французские, но никогда не кубинские и не арабские, сигареты, которыми приторговывали из-под прилавка гардероба по два рубля за пачку все швейцары одесских ресторанов.
Ребята кучкой столпились на углу возле филармонии, а я, взяв четыре рубля, пошёл ко входу в ресторан. Дверь оказалась закрытой. Криво висящая табличка сообщила — «Банкет. Вход через гостиницу». Я постучал в стекло старинной с резными украшениями двери, занавешенной изнутри выгоревшей плотной шторкой, надеясь, что мой коммерческий вопрос банкету не помешает. Глухо, никто не открыл.
Покрутившись для приличия минутку и ещё раз постучав, я вынужден был отступить. Рядом, перед входом в гостиницу стоял швейцар, за стеклом двери мелькнула милицейская фуражка. Что поделать, гостиница «Интурист» — запретная зона. Только для иностранцев. Я вернулся к ребятам на угол.
— Там закрыто, сигарет нет. А вон, кстати, «Интерклуб», — показал я в сторону двора, примыкающего к филармонии, и небрежно добавил, — пойду гляну, есть ли фронцы… Попробую фарценуть.
Уж очень мне хотелось покрасоваться перед одноклассниками. Несколько дней тому назад у меня случился одиночный опыт в этом незаконном промысле. Вечером с приятелями по бульвару мы сидели на скамейке напротив гостиницы «Лондонская», на которой висела чёрная табличка с золотом написанными по-украински словами — «Готель Одеса». Приятели по бульвару — это и не одноклассники, и не дворовые друзья. Весёлые, хорошо одетые мальчики и девочки собирались вечером, как правило, на одной и той же скамейке Приморского бульвара. При встрече мальчики здоровались по-мужски за руку, по очереди, обходя всех сидящих. Девочки жеманно подставляли щечки, а самых видных, симпатичных и модно одетых ребят, приветствовали коротким поцелуйчиком в губы. Чем занимались? А ничем. Радовались жизни. Рассказывали анекдоты, шутили, беззлобно подкалывали друг друга, много и громко смеялись, пугая гуляющую публику.
Никто толком никого не знал, только имена и прозвища. Из разных школ, даже из разных районов города тянулись сюда вечером потрепаться на скамейке. Были и признанные лидеры, их выделяли пёстрые рубашки с длинными острыми углами воротников. Некоторые были одеты в джинсы или в дефицитные даже для детей моряков джинсовые куртки. В джинсовом костюме был только один — блондинчик моего возраста, но он появлялся редко, тяготея к более взрослым компаниям. Счастливых обладателей джинсы́ мы завистливо причисляли к «битникам», а себя — бедных, но гордых — к «штатникам». В стиле «штатника» я надевал любимый коричневый костюм, тщательно подобранную к нему бежевую рубашку и тёмно-зелёный галстук с отливом. Комплектный тёмно-зелёный платочек выглядывал кокетливым уголком из нагрудного кармана, на ногах тёмно-зелёные или тёмно-коричневые носки и обязательно коричневые (и больше никакие) туфли.
Как всегда, мы сидели, заняв всю длину скамейки, смеялись над всякой ерундой и болтали ни о чём. И тут вдруг один из ребят со словами «Ну что, покурим?», как бы в шутку, подошёл к проходившим мимо иностранцам, о чём-то быстро с ними поговорил и вернулся с пачкой американских сигарет. Затем, ради спортивного интереса, попробовал другой, и тоже удачно, сорвав аплодисменты и поцелуй самой Ирки Крыжак — красотки в короткой джинсовой юбке.
— Рыба ты моя золотая, — задушевно проворковала она, целуя и получая в подарок ментоловый трофей.
Я тоже решил не отставать и, когда увидел приближающихся типичных фронцев-арабчиков в белых рубашках, чёрных брюках-дудочках и блестящих остроносых туфлях, со словами «Это мои!» выждал, когда они с нами поравняются, встал со скамейки и на небольшом расстоянии пошёл рядом с ними.
— Хэв ю бизнес? — спросил я, не поворачивая головы и скривив рот в сторону ближайшего из них.
Видимо, он кивнул, так как я ответа не услышал.
— Хэв ю сигаретс? — задал я второй, полагающийся в таких случаях вопрос.
Услышав в ответ «Yes», я протянул ему на ходу мятый рубль. Араб остановился, неторопливо развернул купюру и, как диковинку, принялся её рассматривать, повернувшись к падающему с фонарного столба сквозь раскачивающиеся листья каштанов неяркому свету. Что-то сказал товарищу, перевернул рубль, опять внимательно его рассмотрел, зачем-то подёргал в разные стороны, послушал и удовлетворенно кивнул головой:
— Yes, — и достал из кармана наружного кармана белоснежной рубашки пачку сигарет.
Торопливо, ощущая, как с каждой секундой промедления сердце бьется всё сильнее и громче, я схватил сигареты и, оглянувшись по сторонам, резко перепрыгнул через клумбу на соседнюю аллейку и быстро пошёл в противоположную сторону. Когда, сделав крюк, я вернулся к нашей скамейке, меня шумно поздравили с почином. Ирка тоже улыбнулась и так повела глазами, что моё перепуганное сердце забилось ещё чаще, только на этот раз от её красоты и внимания в моей персоне. И это несмотря на то, что я в брюках из универмага! Эх, были бы у меня джинсы…
Игра понравилась. Вальяжно развалившись, покуривая душистый табак, все без исключения включились в забаву и высматривали очередную жертву весёлого бизнеса. Но вместо ожидаемых иностранцев появился модно одетый парень, видимо, уже студент. Подошёл и, поздоровавшись со всеми за руку, спросил:
— На продажу сигареты есть?
