В силу того, что размеры территории, находящейся под китайским «управлением» от рек Уссури и Суйфун до Хинганского горного хребта официальному Китаю не были известны, – граница по реке Уссури на тот момент не была размежёвана. И как итог: грядущие события конца 1867 – начала 1868 г. стали началом «Манзовской [411] войны», поддержанной хунхузами [412] и в течение трёх месяцев угрожали самому существованию теперь уже нашего молодого русского Приморья.
Летом 1867 г. на острове Аскольд (он же Маячный, площадью примерно 15 кв. км), были случайно открыто небольшое месторождение золота. Слух тотчас же дошёл до местного населения из приграничных районов и туда толпами устремились всевозможные бродяги из туземного населения. Русские об этом факте узнали многим позже. В заливе Петра Великого маячили китайские джонки, спешившие в том же направлении. По пятам за старателями, привлечённые наживой, следовали шайки хунхузов. Однако же русское правительство запретило им разработку золота: послано было военное судно «Алеут» с небольшим отрядом. Высадившись на берег, командир шхуны лейтенант А.А.Этолинс 15 матросами, насчитал там до 500 китайских старателей и конфисковал у них около 5 фунтов золота. Старатели без сопротивления удалились.
В отместку, в мае 1868 года, деревни Шкотова, Никольская и Суйфунская, основанные выходцами из Астраханской и Воронежской губерний, подверглись нападению китайских разбойников хунхузов, примерно 600 человек, и были сожжены.
Они уничтожили военный пост в заливе Стрелок, при этом убили 2 человека. Однако на этом они не оставили планы овладеть золотоносным островом и отнять его у русских путёмвооружённого вторжения. Со стороны командования Края приняли меры: район был объявлен на военном положении, туда выдвинули небольшие военные отряды.
Штабс-капитан Н.М. Пржевальский получил приказание: «Срочно прекратить свои научные исследования». Его, как офицера-выпускника академии, назначили начальником штаба и командиром отряда, действующего в р-не долины реки Сучан, главного ядра бандитских формирований.
На этом участке с ним взаимодействовали начальник Суйфунского постового округа подполковник Я.В. Дьяченкои моряк, лейтенант А.А. Этолин, чья винтовая шхуна «Алеут» годом ранее доставила экспедицию Пржевальского из устья Суйфуна в Посьет. Из Николаевска-на-Амуре и Хабаровки на выручку спешил сводный стрелковый полубатальон под командованием начальника штаба войск Приморской области полковника М.П. Тихменева.
В мае 1868 г., когда его подразделение проходило через станицу Буссе, М.П.Тихменев встретился с Пржевальским и поручил ему принять под своё командование дополнительную стрелковую роту, следовавшую из Хабаровки на пароходе «Телеграф» [413]. Выполнив это поручение, Николай Михайлович должен был догнать основные силы у ст. Бельцово.
Для уничтожения одних и разоружения других в разные концы края отправилось несколько военных отрядов. Одну из команд которой предстояло совершить поход из станицы Верхне-Романовой к крупному «манзовскому» поселению Пинсау (Пинсоу) на реке Сучан, возглавил штабс-капитан Н.М. Пржевальский.
О том, как проходил поход, лучше всего узнать от самого Пржевальского. Сохранившиеся в архивах донесения Николая Михайловича на имя М.П. Тихменева дают такую возможность.
«11 июня вечером я со своей стрелковой ротой был уже в Пинсау, сделав в течение пяти дней, т. е. со дня выступления из Романовой до прихода на Сучан, 130 вёрст. Притом один из этих пяти дней был употреблён на розыски людей около одной подозрительной фанзы, замешанных в преступлениях (в верховьях Дауби). Придя в Пинсау, я нашёл там, около 150 человек манзовской милиции, как с Сучана, так и с рек Пхусун, Та-ухэ, Суду-хэ. Первым моим делом по прибытии в Пинсау было обезоружение китайской милиции. Отобранные ружья возьму с собой и доставлю в Находку.
Трёхпредводителей манзовской милиции с pp. Пхусун, Та-ухэ и Суду-хэ, а равно и старшину в Пинсау я арестовал за то, что они, вопреки приказаниям лейтенанта К.С. Старицкого, казнили трёх пойманных хунхузов и в том числе одного атамана. Мне кажется, что это они сделали для того, чтобы пленные хунхузы при допросе не показали чего-нибудь предосудительного о сучанских манзах. Одновременное прибытие с трёх разных пунктов наших отрядов, обезоружение милиции, арест ее предводителей и главного старшины с помощниками – все это произвело самое сильное и для нас самое благоприятное впечатление на жителей сучанской долины.
Они в первый раз увидели перед собой силу, готовую раздавить их при малейшем сопротивлении, и с совершенной покорностью, могу даже сказать, с раболепством, встречали наши отряды».
За участие в боевых действиях Николай Михайлович был представлен досрочно к производству в капитаны и переведён в Генеральный штаб. Вместе с тем его назначили старшим адъютантом штаба войск Приамурской области, вследствие чего он вынужден был отправиться в Николаевск, где и прожил всю зиму.
Поселившись там, Николай Михайлович все свободное от службы время, посвящал разработке коллекций и составлению описания своего путешествия. Жизнь в Николаевске была очень однообразная, и Пржевальский, чтобы не терять время зря, вместе со своим учеником Ягуновым ежедневно занимались по географии и истории.
Вставал он очень рано и прежде всего, производил метеонаблюдения, а затем садился за описание своего путешествия, пока не наступало время идти в штаб. Здесь он с нетерпением ожидал двух часов, когда заканчивались занятия «канцелярщиной», которую он не любил. Около трёх часов адъютанты сходились обедать к И. Г. Баранову и, засиживались часов до шести. Вечера обыкновенно проводились по домам, но один раз в неделю все штабные товарищи собирались у единственного семейного человека из всего кружка и большого хлебосола, В.М. Бабкина.
Во время своего путешествия Пржевальский приезжал несколько раз во Владивосток, и всегда останавливался в доме, где жили морские офицеры лейтенанты: А. А. Этолин, финский офицер М. П. Крускопфи др., которые переносили зимою в это здание свою кают-компанию, т. е. устраивали артель. К ним примыкала вся местная интеллигенция, в том числе и два брата Густав Кунст и Густавом Альбертс, – образованные гамбургские купцы. В артели обыкновенно после обеда занимались музыкой – Макс Крускопф хорошо играл на скрипке; вечером иногда устраивалась азартная игра, в которой Николай Михайлович принимал живейшее участие. Он играл бойко и весьма энергично [414].
«Кружок моряков, по воспоминаниям одного из участников [415], очень любил Пржевальского и всегда радовался его приезду, потому что интересные его рассказы и приятные беседы оживляли все общество. Со своими штабными товарищами он не играл никогда, а обыкновенно отправлялся в кружок коммерсантов и морских офицеров».
Нередко карточные вечера устраивал он и у себя на квартире. «Играл он, – вспоминал М. П. Степанов [416] очень смело, ставил на карту по 200 и по 300 р., но до такой степени счастливо, что почти никогда не знал проигрыша. При выигрыше 1,000 р., он всегда прекращал
