поставила их на стол. Но ты, наверное, и так чувствуешь аромат. Я, кстати, Марисоль, – сообщила она и протянула руку Алану.
Алан представился и пожал руку. Марисоль умела болтать без умолку; и только узнав имя Алана, начала рассказывать, как попугай залетел к ней из тропиков и остался, как она нашла в лесу ёжика и как три года назад Смерть забрала ее жениха Ремуса. Алан при этих словах покосился на Всадницу, но та никак не реагировала, хотя прекрасно слышала их разговор.
Либерти отошла на несколько шагов и встала позади Барона и Смерти.
Грохот сотряс всю землю, и Барон впился когтями в трость. На рукоятке осталось несколько царапин, кот резко махнул хвостом и приглушенно зарычал. Через секунду в двух-трех метрах от них рухнул огромный неровный камень. Марисоль замолчала, Алан в оцепенении уставился на поблескивающую махину. Смерть оставалась неподвижной. Рычание Барона стало громче. Либерти нервно сжала кулаки и часто дышала, во все глаза смотря то на камень, то на горящий горизонт. Шум затих, все быстро одновременно обернулись: в стене, созданной Богинями, зияла брешь. Обе Богини замерли. Бой еще не завершился, но еще ни разу до этого они не пробивали собственную защиту.
Жители затихли, и среди неестественной тишины раздался чей-то разозленный возглас:
– Да к черту это все! Вы что, с ума посходили?!
Либерти слышала нервозность в этих словах. Стая черных воронов закружила над поляной, но не прошло и минуты, как все птицы направились в противоположную от Города сторону – за Море.
Все выходило из-под контроля, но медленно: возвращение Войны, разрушенные жизни в закупоренных бутылках, прибывающих к берегам Города, прорванный барьер, защищающий жителей от битвы Богинь, улетевшие вороны… По отдельности происшествия казались мелочью, и даже вместе они не вызывали бурных чувств ни в ком из присутствующих, но тяжелое напряжение цепями повисло на плечах каждого.
Богини восстановили барьер, и сильнейший взрыв снова сотряс Город. Несколько свечей потухло. Либерти щелкнула пальцами, вновь зажигая огонь.
Одна из сестер-ведьм, Леона, танцевала, подстраиваясь под музыку, которую исполняли двое мужчин – один на скрипке, другой на пианино. Как они вытащили пианино на Набережную, Либерти предпочла не задумываться: в Городе не было ничего невозможного.
До того момента, когда Либерти взяла Алана под руку и повела к другим жителям, прошло еще полчаса. Люди собрались неохотно, многие были бледные, у кого-то виднелись синяки под глазами, а кто-то едва стоял на ногах. У кого-то получалось улыбаться сквозь боль и страх. Этот Йоль они не забудут никогда.
Зимнего холода никто не чувствовал: в такие дни морозы отступали, лишь иногда поднимался легкий ветерок. Либерти посмотрела на Богинь. Одна из них, вся в крови, опустилась на колено. Вторая – со светящимся ореолом вокруг головы – возвышалась над ней с гордо поднятой головой. Первая кровь в битве Старой и Новой Богинь появлялась не раньше предпоследнего дня. Шел только четвертый. Либерти устало вздохнула.
Чувство тревоги то покидало ее, то подступало вновь. Это отнимало так много сил, что, оказавшись за столом рядом с Аланом, она поняла, что не могла даже взять в руки вилку. Еда не привлекала, а приятные запахи вдруг отошли на второй план. Она выдохлась.
Раздался крик Старой Богини, и она снова рухнула на колени. Новая Богиня терпеливо ждала, когда противница поднимется: сражение должно идти до первого января. Всегда шло.
– Ты плохо себя чувствуешь? – спросил Алан, и его вопрос резко ворвался в ее сознание.
Либерти встрепенулась.
– Всего лишь напугана, – коротко ответила она.
Алан понимающе кивнул.
– Напуганы все. Я не уверен, что смогу вернуться туда, – произнес он как можно более спокойно, но Либерти уловила страх.
– Сейчас не сможешь, – шепнула она в надежде, что он не услышит ее, но он услышал. Взгляд у него потемнел.
– И причиной тому Война?.. Как он… Кто он? Не говори, что Всадник Апокалипсиса, это я понял и так. Я о другом, – быстро заговорил Алан, нахмурившись.
Она потянулась за бокалом, но пить не стала. Все по-разному толковали сущность Войны и остальных Всадников. Как объяснить это, не вдаваясь в детали истории, Либерти понимала плохо.
– Всадников Апокалипсиса считают детьми Богини. Много веков назад, когда она создала Город, на свет появилась Жизнь. Следом за ней – Смерть. А после три остальных Всадника – Война, Чума и Голод. Не знаю, о чем думала Богиня, создавая три самых страшных человеческих кошмара. Война всегда был неуправляем. Если Чума и Голод быстро успокаивались и слушались Богиню, то он предпочитал действовать по-своему и имел большое влияние на всех, кроме Жизни. Старшая дочь Богини… самодостаточна и никогда не поддавалась чужим уговорам, а с Войной у нее всегда были натянутые отношения. Смерть смогла избавиться от него, но Чума и Голод беспрекословно следовали за Войной, – задумчиво рассказала Либерти. – Он – воплощение боли, хаоса и отчаяния.
Деталей она сама не знала: Смерть никогда не вдавалась в подробности, а Жизнь редко являлась жителям Города.
Алан осушил свой бокал вина.
Очередной грохот сотряс землю, но никто даже не повернулся в сторону продолжающейся битвы. Черный дым заволок небо и медленно направлялся дальше, к Городу и Королевству.
За пустующим стулом для Богини появились высокие часы. Секундная стрелка побежала в несколько раз быстрее. Минутная и часовая тоже ускорились. Либерти потянулась за бутылкой вина: есть ей не хотелось, а вот пить – очень даже.
Алан перехватил ее руку со словами:
– Может, сначала поешь?
Не успела Либерти ни возразить, ни согласиться, как на улице враз потемнело. Смех и разговоры стихли: часы, неожиданно появившиеся, показывали уже одиннадцать вечера, а стрелки продолжали неумолимо бежать. На черном небе мелькнула яркая луна.
– Что происходит? – встревоженно спросил Алан.
– Я не знаю, – не менее встревоженно ответила Либерти.
Звуки битвы Богинь стали громче, агрессивнее. Из-за Моря донеслись особенно оглушительные взрывы. Стрелки часов сделали еще несколько оборотов, вместо луны взошло солнце.
Поднялся сильный ветер. Старая Богиня неистово закричала и начала медленно рассыпаться в прах. Послышался испуганный ропот. Либерти думала о девушке, которую не знала, надеясь, что с Габриэллой Ф. все будет в порядке.
Она не заметила, как яростно вцепилась в плечо Алана. Он медленно поглаживал ее ладонь, не говоря ни слова. Кошки мяукали и ходили вокруг стола, нервно размахивая хвостами. Сверкнула молния вдалеке, грянул гром.
Либерти устало разжала его плечо и безжизненно опустила руку.
– Надо поговорить со Смертью, – вдруг заявила она и посмотрела на Алана, ища в нем поддержки.
Он кивнул ей и, отодвинув стул, вышел. Либерти выскочила следом, и вместе они направились к берегу Моря, к недвижимой Смерти и Барону. Остановившись позади них, Либерти и Алан смотрели, как на песок то и дело выбрасывало новые стеклянные бутылки с чужими жизнями, разбитыми надеждами и криками боли и отчаяния. Эти крики тонули во всеобщей суматохе.
Старая Богиня медленно рассыпалась. Победа Новой Богини случилась раньше положенного срока. Было это хорошо или плохо, Либерти задумываться не хотела.
Стрелки часов сделали еще несколько оборотов. Солнце вновь сменилось луной, луна сменилась солнцем. А потом опять наступила ночь. Все это произошло за несколько долгих минут.
Смерть обернулась и посмотрела куда-то между Либерти и Аланом, а после едва слышно сказала:
– Они пришли.
Голос ее звучал настолько тихо, что Либерти скорее прочитала ее слова по губам, чем услышала. Алан проследил за взглядом Смерти, и лицо у него стало озадаченным.
– Это те, о ком я думаю? – настороженно спросил он.
Либерти посмотрела в ту же сторону и наткнулась взглядом на двух тощих коней – белого с бесцветными глазами и черного с пылающими красными. Они двигались медленно, обошли Алана и Либерти с двух сторон и остановились: белый конь около Смерти, а черный – рядом с Бароном.
Длинные гривы развевались на ветру, делая их похожими на коней из сказок.
– Время пришло? – выпалила Либерти. Кто-то потерся о ее ногу: серая кошка уселась рядом и обвила ее хвостом.
Рядом с Аланом сидела трехцветная кошка, и он поднял ее на руки, не обращая внимания на недовольное попискивание. Он гладил ее немного нервно, и кошка урчала и пищала одновременно.
– Да, – подтвердила Смерть.
Слева ярко вспыхнуло, и через мгновение там появилась молоденькая девушка в платье из листьев папоротника, украшенном ромашками, васильками и одуванчиками. Кудрявые ярко-зеленые волосы ниспадали с плеч и прикрывали обнаженные ключицы и руки, а алые губы растягивались в добродушной улыбке. Глаза у нее были янтарного цвета – точно два солнца, а округлые щеки заливались здоровым румянцем. Она настолько неуместно смотрелась в мрачном пейзаже, что Либерти
