спеша пили его и просто разговаривали.
Как могут разговаривать два человека, испытывающих друг к другу большие и искренние чувства.
Но, к сожалению, ночи не бывают вечными.
И как бы не хотелось остановить время, а оно неумолимо убегало, оставляя в душе нетерпение и надежду на то, что впереди будет еще много ночей.
Сладких-сладких ночей.
Гром отрывал себя от девушки насильно, потому что вся его душа и тело стремились только к ней одной в желании схватить, прижать к себе, и забрать в самый далекий угол леса, где их бы никто не смог найти.
Где бы никто не смог потревожить их общение, чтобы красивые ясные глаза девушки смотрели всегда только на него. Чтобы никто рядом не посмел бы любоваться Гулей, или тем более желать ее.
Рядом с ней Гром становился одержимым собственником, готовым снести мир на много километров вокруг, чтобы они были рядом.
Один на один.
Гуля слушала его с блестящими восторженными глазами, подперев кулачком подбородок, и иногда переставала дышать, если рассказ мужчины захватывал ее фантазию так сильно, что с эмоциями было не справиться.
А Гром был готов признаться самому себе, что за всю жизнь не говорил так много.
Ни с кем.
И никогда.
Ни с себе подобными. Ни тем более с людьми.
- Тебе пора ложится спать, - улыбнулся он мягко, когда Гуля выпила вслед за ним пятую кружку чая, не замечая того, как пролетела ночь, - До рассвета остались всего пара часов.
- Но я совсем не хочу спать.
Гуля как всегда говорила правду.
Адреналин в ее крови расходился теплом просто оттого, что Гром был рядом, даже если они чинно просидели за столом, не прикоснувшись друг к другу и кончиками пальцев.
Но в этом было что-то надрывно кричащее и опасное.
В том, как они непринужденно общались, но иногда кончики пальцев подрагивали от нестерпимого желания прикоснуться.
Иногда взгляд мужчины менялся, становясь омутом, в который она проваливалась и терялась.
Иногда она отчетливо замечала, как он задерживал дыхание, и смотрел на нее так, словно видел перед собой совершенно обнаженной. В такие моменты хотелось опустить глаза вниз и убедиться в том, что одежда все еще на ней.
Иногда Гуля сама начинала краснеть, когда случайно смотрела на губы мужчины и вспоминала то, отчего в теле начиналось томление и трепет.
А ведь ей хотелось большего.
Хоть на чуть-чуть.
Чтобы он просто взял ее за руку, или легко обнял за плечи.
О том безумном поцелуе Гуля старалась не думать, но получалось с трудом, особенно, когда их взгляды пересекались, и она отчетливо видела, как зрачок в глазах Грома явно увеличивается.
Она не знала наверняка отчего это происходит, но нутром чувствовала, что это важно.
Очень важно. А еще очень опасно.
Когда Гром неожиданно поставил свою кружку и поднялся во весь свой огромный рост, при этом слегка пригибая голову, чтобы не стукнуться затылком и потолок, девушка удивленно посмотрела на него.
- Всё. Пора баиньки, - пробасил мужчина и неожиданно легко поднял ее снова на руки, чтобы отнести на печку и положить на теплое местечко, где лежал дремлющий сытый Дымок.
Ни у кого из мужчин это просто не получилось бы сделать, потому что таким ростом и силой обладал только Гром.
Он уложил девушку и уютно закутал ее в тонкий плед, не торопясь сразу уходить.
- Хочу поцеловать тебя, Гуля, - вдруг пробасил он низко-низко, отчего по телу девушки рассыпались колючие мурашки, от которых моментально бросило в жар.
- Я тоже этого хочу, - прошептала она, стыдливо опуская пушистые ресницы, но даже сейчас заметила, как Гром снова задержал дыхание в себе, и его глаза полыхнули жаром и голодом.
- Ты помнишь о том, что я говорил тебе?
- Да, - выдохнула Гуля, и вся как-то замерла, словно ее прибили к одному месту, и этому Гром улыбнулся бы, если только не было так обжигающе горячо в груди.
Если бы внутри него не рокотали грозовым перевалом все эмоции, которые десятками лет копились и зрели, и вот теперь стали настолько огромными, что были способны поглотить и его, как бы большим и сильным он не был.
Он всегда считал себя сильным.
И морально и физически.
Но рядом с этой хрупкой девушкой стены внутри души рушились, а выдержка становилось, словно волосинка, за которую он хватался отчаянно и бессмысленно, потому что знал, что проиграет.
Он навис над ней, любуясь и не торопясь набрасываться, потому что искал внутри себя тот стержень, который не даст натворить глупостей.
Не даст испугать своим напором и тем более причинить боль.
Боли и горя в ее жизни было достаточно, а Гром хотел, чтобы рядом с ним Гуля была только счастлива и довольна.
Чтобы ее красивые добрые глаза светились эмоциями.
Как сейчас.
Она хотела этого поцелуя.
Хотела робко, но настолько ярко и искренне, что сердце медведя громыхало и наливалось опасным жаром.
Девушка еще не понимала, как можно желать человека. Хотеть его до полного умопомрачения. До скрежета клыков. До глухого протяжного стона, когда казалось, что сожрал бы просто!
Но эти чувства уже медленно и верно подбирались к ней, привнося в душу эту искру, от которой голова шла кругом, и становилось тяжело дышать.
Пройдет еще немного времени, и она узнает все сполна.
Он ей все покажет.
А сейчас важно было не сорваться, и все сделать как положено.
- Я даже шевелиться не буду, - прошептала Гуля, потому что это напряженное ожидание его долгожданного прикосновения и искрящаяся тишина становились невыносимыми.
Гром только чуть изогнул бровь, низко и приглушенно выдохнув:
- Будешь.
Первое прикосновения его губ было настолько нежное и невесомое, что Гуля перестала дышать, сжав в кулачках складки пледа, и Гром это заметил.
Она настолько была поражена и раскрыта для него, что в груди заныло.
Медведь не торопился выпускать свою страсть, как бы она не кружила и не сжигала его изнутри в пепел и яд.
Он сам наслаждался этим невесомым моментом, когда казалось, что через два дыхания, сливающихся в одно, их души тоже прикасаются друг к другу.
Губы девушки были такими мягкими и податливыми, что он сам не заметил, как застонал, прикрывая от блаженства глаза.
Не девушка, а рай!
Она отзывалась на каждое его касание, и чуть приоткрыла губы, когда Гром скользнул языком по ним, и осторожно втянул ее нижнюю губу, чуть посасывая ее.
Девушка быстро моргнула от
