Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 45
магистрали отопления! — негодовал инженер технадзора. — Отопление подано. Все работает.
Он сверлил меня взглядом, пока прораб Петр неторопливо ковырял ключом в ржавом замке, висевшем на двери в подвал.
— На Фрунзенской тоже проверяли, но там в трех домах трубы прорвало. — повторила я причину своих сомнений.
Сюжет о том, как машины в клубах белого пара катились по затопленной горячей водой набережной в конце ноября, попал даже в телек. Неделю жители тех домов сидели без тепла. А магистрали им менял тот же подрядчик, что и ремонтировал мой дом.
— У меня нормальные бригады, — обиделся прораб Петр.
Делегация под охи Ольги Владимировны спустилась по узкой темной лестнице в натопленную духоту подвала. Я следовала за инженером технадзора по пятам. Как заведенный, он деловито бегал с фонариком вдоль толстых черных труб, проложенных вдоль осыпающихся известкой стен. Марии Соловьевой я дала задание ненавязчиво подслушивать, о чем болтали прораб Петр и инженер-куратор из Жилищника. От Ольги Владимировны толка я не ждала, поэтому просто оставила ее отбывать наказание за подписанный акт среди пыли и грязи. И она отважно его отрабатывала, поминутно ужасаясь плачевному состоянию окружавшего ее пространства.
Подвал тянулся на всю ширину дома и был разделен на множество темных, тесных подсобок, относившихся к заброшенному магазину на первом этаже. Свет зажигался только в трех центральных помещениях. С потолка жалко свисали тусклые лампочки. Блуждая по остальным каморкам, приходилось подсвечивать себе путь фонариком в телефоне. Его свет жадно выхватывал из плотного мрака воспоминания о преуспевающем прошлом в виде неясного назначения приборов, прикрепленных к полу и стенам, окрашенным потускневшей от времени голубой краской. В дальнем закоулке таилась мощная колода для рубки мяса с воткнутым в нее и так заржавевшим топором. Покосившиеся двери были обклеены вырезанными из журналов картинками полуголых женщин, а с потолка грозили свалиться запыленные, давно неработающие лампы.
— Здесь можно фильм ужасов снимать. — восхитилась Мария царившей здесь печальной атмосферой.
— Просто кошмар! — откликнулась Ольга Владимировна, с тревогой осматривая осевшую на сапожки серую бетонную пыль.
— Может, ограничимся подвалом? — с надеждой на отказ от осмотра чердака спросил инженер технадзора. Я упрямо настаивала, что потока кипятка с крыши мне тоже не надо. Прораб Петр и инженер-куратор из Жилищника были на стороне инженера технадзора, уверяя, что ничего страшного не произойдет.
— Хватит! — внезапно оборвала их Ольга Владимировна. — Если жители требуют, надо выполнять.
Развернувшись, она уверенно направилась к выходу, чем заслужила от меня отпущение прошлых грехов. На чердак она вряд ли смогла бы влезть, поэтому я не стала ее более задерживать. Мой жест доброй воли был воспринят с благодарным облегчением и обещанием постоянно быть на связи. Увидев квадратный люк в потолке пятого этажа и сваренную из тонких перекладин лесенку, Мария Соловьева выразила желание покараулить внизу.
— Вдруг кто-то решит раньше времени сбежать, — сказала она, с тревогой глядя вверх. — А тут я!
Инженер технадзора и прораб Петр, уже взявшие высоту, подхватили меня у самого люка под руки и втянули на чердак. Я кралась вслед за ними по шатким мосткам, проложенным поверх ватного омута из желтого утеплителя. Казалось, если я случайно оступлюсь, то провалюсь сквозь эту мягкую пелену прямо на головы соседям. В лучах света, проникавшего через маленькие слуховые оконца, плавно вальсировали пылинки и пахло нагретым деревом.
— Осталось только покрасить и утеплить, — отрапортовал инженер технадзора под заискивающие улыбки прораба Петра и инженера-куратора из Жилищника. — Акт, наконец, подпишите?
— Когда утеплите и покрасите, тогда и подпишу, — заявила я с независимым видом. Мы преодолели тревожный спуск и я уже была в относительной безопасности рядом со скучающей Марией.
Лица их мгновенно угасли и приняли привычный сосредоточенно-тоскливый вид.
— Я подслушала, — шепнула мне Мария на прощание, — они считают тебя стервозной истеричкой.
— Все-таки молодец у нас глава управы. Хороший человек!
Встреча Народного совета началась с россыпи комплиментов от председателя Алексеева в адрес Маргариты Степановны.
На днях она нанесла визит в страдающий от хорды квартал и провела немало времени за конфиденциальной беседой с начальникм участка.
— И что, помогло? — спросила Мария.
— Маш, ну ты же понимаешь… — грустил председатель Алексеев. — От управы тут мало что зависит. Хоть полиция теперь на вызовы приезжать стала.
— Слабый у вас там народишко. Дрянь! — проворчал товарищ Лебедев, глядя на всех исподлобья. — Надо было вам ночью собраться и стройку зажигалками закидать, а вы под этих воров стелитесь.
— Ага! — передразнил его председатель Алексеев, — а потом все по статье пойдем. И я, и Ольга Ивановна, инвалид второй группы, и Борис Владимирович после инсульта. Мы все нормальные люди. Работа идет, ждем результатов. У главы управы папа — сами знаете кто, — рассуждал председатель Алексеев. Выражение лица у него стало мечтательным. — Личный друг президента.
Мария громко фыркнула, выразив свое презрение. Председатель Алексеев ее выпад проигнорировал.
Первым, что запомнила Маргарита Степановна в своей жизни, был мягкий, иссиня-черный купол неба, накрывший ее и землю.
— Папа, что это? — спросила она.
— Это звезды, — ответил отец.
Задрав голову, Маргарита Степановна смотрела вверх, на драгоценное, холодное сияние. Звезды казались такими большими и близкими — она точно сможет достать себе одну.
— А где звезды находятся? — спросила она с надеждой.
— В космосе, — коротко сказал отец.
— Давай сходим в космос за звездой! — предложила Маргарита Степановна.
— Обязательно сходим.
Трава в поле, где они гуляли, была выше Маргариты Степановны и кузнечики стрекотали оглушительно. Ночь обнимала синим, бархатным теплом. Вокруг мелькали тени взрослых, но Маргариста Степановна никого из них не помнила, кроме отца — его шершавого, толстого указательного пальца, за который она хваталась своей маленькой ладошкой. Потом, когда семья переехала в Москву, в ручке Маргариты Степановны помещались уже три отцовских пальца.
— Не косолапь, — говорил он. — Смотри, как я ноги ставлю.
Маргарита Степановна запомнила его огромные коричневые туфли, которые он переставлял мысками строго вперед. Сосредоточившись, она стала ставить свои ноги так же. Ее с братом отправили в детским сад. Поначалу она ненавидела это место, потом привыкла, хотя так и не полюбила. Отец постепенно превратился в тень, возвращавшуюся домой поздно — уже после того, как Маргарита Степановна по строгому указанию мамы отправлялась в кровать. По утром отец быстро завтракал и уходил на службу. Они виделись мельком. У Маргариты Степановны были школа, домашка и друзья. Жизнь текла по распорядку.
Начитанная мама и школьные уроки литературы растили внутри ощущение, что писатели — особенные люди. Талант возвышает их над всеми остальными. Они — полубоги, величественные силой своих слов, которыми они, как иглами, прошивают сознание людей. И Маргарита Степановна хотела так
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 45
