того — тетрадь под партой, и ладно бы, своя, почерки разные.
— Сейчас разберёмся. Иди уже отсюда, баба Яга в тылу врага. Жду завтра к пяти. До встречи.
— До свидания. Я сейчас к Михал Семёнычу. Хочу сегодня-завтра все фото допечатать. Всё в порядке, правда.
Голос, в самом деле, уже бодрый и звучный. Лицо бледновато, так на нём никогда румянец не играл, и это выглядит естественным.
— Как знаешь. Доберёшься, передавай привет.
Аспирант покинул аудиторию с обычной для него стремительностью. Провожая его взглядом, профессор подумал: "Ладно, мало ли какие гадости могут сниться человеку перед защитой? Что сниться! Некоторые наяву, входя в лифт, проездной показывают!"
Ромига лёгким, пружинистым шагом летел по коридору к преподавательской, где оставил кое-какие вещи. Движение было в радость и необходимо ему сейчас, как глоток воды в жаркий день.
Нав вспомнил, когда перед ним впервые замаячила та светящаяся паутинка. В богатой приключениями жизни эпизод был, как он привык думать, далеко не самый опасный, но неприятный, до крайности. Влипли они тогда на пару с другим навом. А если допустить абсурдную мысль, что привиделась Ромиге правда, могли влипнуть гораздо хуже.
Ромига и хотел, и боялся, и чувствовал, что пока не готов разъяснить полностью, что тогда произошло. Но факт: именно с тех пор паутинка накрепко к нему прилипла. Преследовала. Хотя и вреда с неё, кроме пакостной и неадекватной реакции организма на давно пережитое, не было. Наоборот, обычно предвещала удачу. "Вот на Печоре, например, очень часто". Нав нырнул в экспедиционные воспоминания с особой охотой, чтобы перебить другие.
Снова в пути. Вода в небе, вода в воздухе, вода под ногами. Каждая ложбинка превратилась в озеро или ручей, каждый ручей — в серьёзную преграду, которую не вдруг сообразишь, как форсировать. Они уже высматривали место для стоянки, когда очередной мутный поток, ярдов пятнадцати шириной, преградил дорогу. На том берегу виднелась удобная, как на заказ, полянка, на этом — сплошные буераки с буреломом, палатку поставить негде. Да и мокнуть лучше в конце ходового дня, чем в начале.
Анга снял рюкзак, сходил на разведку вверх и вниз по течению. Нашёл более-менее удобный брод, проверил. Вернулся за вещами. Осторожно ступая по неверному дну, переправился на тот берег. В самом глубоком месте вода доходила ему до середины бёдер. Вторым переправился Зворга. Фарид Хамзи с тоской смотрел на водовороты вокруг длинных навских ног. Тихо сказал Ромиге:
— Меня тут снесёт. Сразу.
— Не снесёт. Я сейчас перейду, брошу рюкзак и вернусь за тобой. Перетащу на спине. В отличие от шасов, навы бывают не только вьючные, но даже верховые, — подмигнул компаньону.
Шас недовольно поджал губы, но Ромига не обратил внимания. Спешил закончить, наконец, этот утомительный даже для нава ходовой день. Мутная вода забурлила вокруг ног, норовя вымыть из-под них опору или просто так столкнуть, да не на того напала...
Дурное предчувствие заставило Ромигу обернуться в паре шагов от противоположного берега. Двадцатью ярдами ниже по течению Фарид падал в реку с бревна. Толстый еловый ствол с полуоблезлой корой и торчащими во все стороны обломками сучьев, видимо, показался шасу достаточно надёжным мостиком. В сухую погоду оно бы так и было. Но сейчас древесина стала, как намыленная. Шмат мокрой коры выскользнул из-под ноги. Ветка, за которую шас уцепился, лопнула с треском. Съехавший набок рюкзак окончательно лишил равновесия. Фарид нелепо растопырился в падении и ухнул в воду. Вынырнул, даже уцепился за ветки ели-предательницы, но Ромига видел, что сил выбраться обратно Фариду не хватит. А десятью ярдами ниже по течению река с рёвом уходила под длинный завал. "Затянет, я-то, не факт, что сам вылезу. Шасу — верная смерть".
Все эти наблюдения и размышления ни на миг не затормозили действий. Нав сделал ещё два шага вперёд, скинул рюкзак на берег. И метнулся на помощь, одновременно зовя собратьев, которые ушли к вожделенному месту стоянки, не дожидаясь Ромиги с Фаридом. Как ни быстр он был, но пока добрался до шаса по ослизлому, полузатопленному с этого берега стволу, Фарид выпустил ветки. Нав успел увидеть вытаращенные от ужаса глаза, раскрытый в крике рот, прежде чем вода накрыла шаса с головой и поволокла дальше. С бревна на завал Ромига переметнулся одним прыжком. Успел поймать Фарида за рюкзак, перехватил за шиворот, вздёрнул голову тонущего над водой. Но вытащить, не покалечив его, или не свалившись в воду сам, уже не мог. Мощное течение прижимало Фарида к завалу, к острым, будто копья, обломкам сучков, тянуло вниз. Да как назло, оба почти без энергии! Нав позвал ещё раз. Два быстрых портала на берегу, и Анга со Зворгой присоединились к спасательной операции. Мигом выдернули товарищей на берег, даже не заходя в реку.
Спасённый шас стоял на четвереньках во мху: жестокий приступ кашля перешёл в рвоту водой, которой он успел нахлебаться. Вода ручьями текла с одежды, густо окрашиваясь алым под правой рукой.
— Фарид, ты меня слышишь?— позвал Ромига, как только рвотные судороги отпустили страдальца. Шас слабо кивнул и начал заваливаться на бок.
— Анга, энергию и аптечку! Зворга, начинай ставить лагерь, где собирались. Нет, подожди!
— Где моя "дырка жизни"? — едва слышно простонал Фарид.
— Погоди, — Ромига легко провёл пальцами вдоль туловища шаса, удовлетворённо хмыкнул, не найдя повреждений. Проверил правую руку. — А, вот оно. Ерунда! Сейчас подлечу тебя, завтра будешь, как новый. Прибережём "дырку жизни" до другого раза.
— Ты уверен, что справишься? — спросил Зворга.
— Да. Любой из нас справился бы. Приподними его.
Шас лишь тихонько постанывал, когда Зворга подхватил его под мышки и усадил, а Ромига разрезал рваный, насквозь пропитанный кровью рукав. Увидев, что под ним, Фарид запричитал:
— О! Полное разорение и катастрофа! Я останусь калекой, а вы за это ответите. Немедленно отправьте меня к эрлийцам!
Ромига зло оскалился, заглядывая в шалые от страха и боли глаза компаньона:
— Фарид, не смеши меня, заткнись! Лечить мешаешь.
Шас вытаращился ещё более напуганно, но замолчал. Все воины Нави умеют исцелять раны. До эрлийцев большинству далеко, но в стандартный курс обучения целительство входит. А Ромига в своё время ещё и попрактиковался на существах самых разных генстатусов. Вид предплечья и ладони шаса, распоротых об острый сук, не произвел на него впечатления. Единственная неприятность — кровотечение, да и то... Нажатие пальцев, быстро произнесённый аркан, и
