Из-под снега
Глава 1
«Была у зайца избушка лубяная, а у лисы — ледяная…»
Ночь, мороз. Небо в облаках, ни звёзд, ни месяца. Позёмка метёт по бескрайней равнине, обещая превратиться в настоящую пургу. Одинокий путник на тракте ощупью угадывает среди целины утоптанный, накатанный след. Он не помнит, кто он. Куда идёт? Откуда? Зачем? Смутное вспоминание о чужих словах: «Не спи, замёрзнешь». Тень памяти о собственном высокомерном ответе: «Меня это не касается». Нелепое название — Яблоновый перевал, давно и страшно далеко.
Здесь и сейчас нет перевала, есть бесконечное ровное пространство, похожее на замёрзшее море. Усталость, пустота, ощущение полной бессмысленности пути. Оглушающая боль потери чего-то такого, без чего вряд ли получится жить. Он ещё дышит и кое-как переставляет ноги, но это ненадолго…
***
Кузнец Лемба возвращался с ярмарки. В чёрно-синем небе сияло маленькое белое солнце, и кузнец блаженно жмурился, подставляя ему лицо. Совсем бы хорошо, да ночная метель оставила после себя гряды застругов. Сани на них нещадно швыряло. Пока доедешь до дому, зад отвалится. В самом деле, пора размять ноги, погреться, дать облегчение упряжным зверям. Лемба на ходу ловко соскочил с саней. Побежал рядом, громким кличем оповещая снега о своей силе и удали. Звери завыли, защёлкали, заверещали, вторя хозяину. Бежать во весь дух, сверкая живым белым мехом посреди мёртвой белизны снегов — не высшее ли счастье и полнота бытия? Кузнец и его звери об этом не думали, они просто жили.
Вожак прянул в сторону, потянул с тракта всю упряжку, чуть не перевернул сани. Лемба хотел прикрикнуть, замахнулся бичом, но сам уже заметил, что привлекло внимание чуткого зверя. Из свеженаметённого сугроба, чуть повыше других, торчала чёрная палка.
Звери, азартно подвывая, рыли лапами снег. Кузнец смотрел. Он уже понял — чего тут не понять? Путник не вынес тягот пути и прилёг отдохнуть. На вечный покой. Живого, тёплого звери выкапывают иначе. Из-под снега показалась фигура в чёрной одежде, не похожей на мех. Клубочком на боку, спиной к ветру. Палка, торчавшая из сугроба, оказалась одним из двух длинных, изогнутых мечей в ножнах. Лемба отогнал зверей и принялся за дело сам. Воин непонятного роду-племени — это любопытно!
Тёмные волосы чужака забиты снегом и смёрзлись, а перед лицом снег рыхлый, значит, не дышал уже, когда замело. Помогая себе ножом, Лемба окончательно высвободил из снега застывшее до каменной твёрдости тело. Поднял на руки, удивился лёгкости по сравнению с другими подобными находками. Положил в сани, привязал. Мёртвых всегда увозили домой, заботясь о живых. Убирали падаль с тракта, чтобы не привлекала дикие стаи, и пополняли съестные запасы. В доме Лембы двуногие не питались двуногими: легко заразиться всякой поганью. А на корм зверям находка годилась… Но лишь после того, как кузнец разморозит тело, рассмотрит его и кое-кому покажет! Он подумал о Вильяре: настойчиво, чтобы мудрая услышала зов и пришла.
Дома кузнеца ждало множество хлопот, чад и домочадцев. Возиться с чужим мертвецом было некогда, Лемба только отвязал тело от саней и оттащил в чулан, иначе звери могли погрызть раньше времени. В чулане было достаточно тепло, чтобы труп до завтра немного оттаял, но не испортился.
Мечи Лемба с гораздо большим почтением отнёс в малую мастерскую. Вынул из ножен, иначе с холода отпотеют и могут заржаветь. Подивился чёрному, без блеска, металлу и непривычной форме клинков, их остроте и упругости, которые сразу оценил. Подивился простым и гладким, той же глубокой матовой черноты, рукоятям и ножнам. Совершенство отделки само себя украшало, как одежда из лучшего меха не нуждается в узорах из шнуров и бус… Прекрасное оружие — и чужое донельзя. Торговые караваны путешествуют по всему миру, работу кузнецов хоть с другого бока Голкья Лемба узнал бы. Однако он мог поклясться, что ни наяву, ни во сне не встречал ничего подобного. «Вильяра, где ты? Я нашёл кое-что любопытное! Любопытнее охоты и новостей с ярмарки!»
Лемба послал зов ещё раз и успокоился, дабы воздать должное бане, сытной еде и соскучившимся жёнам.
Вильяра примчалась наутро. Всего один могучий зверь и женщина на лыжах: мудрая не боялась диких стай даже ночью.
— Отдохнул ли ты с дороги, Лемба? Ты звал меня так громко, я думала, голова лопнет. Хотела при встрече стукнуть тебя по твоей, — попеняла кузнецу колдунья и тут же впилась в его губы жадным поцелуем.
— Ненасытная! — Лемба перевёл дух и потянулся продолжить, но Вильяра уже выскользнула из объятий.
— Если твоя находка хоть вполовину так удивительна, как мне показалось по твоему зову, я отложу утехи на потом. Малое удовольствие после большого. Куда ты положил того бродягу?
— В чулан.
Мудрая по-хозяйски направилась вглубь дома. Лемба откатил в сторону круглую каменную дверь чулана, поднял повыше светильник.
— Этот? Лемба, в следующий раз, когда найдёшь в снегах что-то непонятное, сначала показывай мне, а потом уже оттаивай. Он жив.
Чужак лежал на каменном полу неподвижно, клубочком, спиной ко входу, как Лемба его и положил. Но выглядел спящим, а не мёртвым, опытные охотники не ошибаются в таких вещах. Лемба понял, что сглупил. Чужой воин в доме, даже без оружия, может доставить немало хлопот.
— Мне не пришло в голову. Только мудрый может выйти живым изо льда, огня и воды. Но какой же мудрый позволит себе уснуть в сугробе на обочине?
— Тот, кто отдал своему клану всё. Или выбрал слишком опасную дичь. Или проиграл битву. Мало ли? Но я знаю наших мудрых и не знаю это существо. Ты же сам видишь, это чужак.
Происходило непонятное, потому кузнец остался в дверях, а Вильяра шагнула к телу. На то она и мудрая! Глухо заворчала, скаля зубы. Провела по воздуху рукой:
— На этот раз тебе повезло, кузнец. Твой найдёныш жив, но в беспамятстве.
Наклонилась, перевернула тело на спину. Кузнец поднёс поближе светильник, теперь они могли рассмотреть чужака. Неудачливый путник оказался тощим и длинным, мало похожим на массивных сородичей Вильяры и Лембы. Черты лица — странные, но не настолько, чтобы казаться отвратительными. Приснится иногда и не такое! Светлая кожа будто совсем не пострадала от мороза. Больше всего удивляли волосы. У северян они белые, искристые как снег. На юге родятся серые и
