За дверью буду. Послушай, что тебе человек-то скажет!
— Ну, дед! — с отчаянием смотрю на него.
— Не бойся, — Евдоксия уже берет меня за руку и куда-то тянет. — Не съем я тебя.
— А мы на «ты» уже? — пытаюсь забрать свою руку.
— Ну, ты можешь мне «вы» говорить, если хочешь, а я со всеми на «ты». Вы все для меня подопытные, — и зловеще так смеется.
Что-то мне страшно становится.
80. Анжела
— Садись давай, — Евдоксия подводит меня к дивану и кивает.
— Давайте я вам денег дам и вы от меня отстанете? — предлагаю со слабой надеждой. — А деду скажем, что вы уже провели этот свой обряд экзорцизма.
— Чего? — спрашивает, как мне кажется, недовольно.
— Много денег, — повторяю уже не так смело.
— Сядь! — и она, блин, толкает меня на диван! Реально толкает.
А сильная какая.
— На чем тебе гадать? — тоже усаживается, подбирая юбку.
— А какие варианты?
— Карты, травы, монеты, — вполне серьезно отвечает она.
— Травы, — что ж, подыграю ей. Даже интересно, что она такого мне расскажет. — А вас правда Евдоксия зовут?
Зыркает на меня диоптриями и отвечает:
— Правда.
Потом достает откуда-то из паранджи тканевой мешочек. Встряхивает.
— Это что? — спрашиваю я, отодвигаясь.
— Травы. Сама же выбрала.
— А.
Сижу и молча наблюдаю, как бабка раскладывает экибану. Какие-то сушеные, ужасно вонючие травки и листочки.
— Ну, что ж, — хлопает себя по ногам и внимательно вглядывается в траву. — Анжела. Она же Ангел, она же Энджи, она же Синеглазка.
Я даже подпрыгиваю. Откуда?!
Наклоняюсь, беру гадалку за руку и внимательнее вглядываюсь в лицо. Но долго не выдерживаю. Эти диоптрии… капец какой-то. Как она в них что-то видит, вообще?
— Все разглядела? — спрашивает Евдоксия.
— А что я должна была там рассмотреть? — уточняю я.
— Честность.
Хмыкаю.
— Вам, может, и удалось обмануть моего деда в силу возраста, но вот меня, — выставляю указательный палец и мотаю головой.
— Ты уже встретила своего мужика, — отвечает мне Евдоксия. Откашливается. А голос какой противный. Хриплый такой с попискиванием. Курит, похоже, бабка-то.
81. Анжела
— Да? — ухмыляюсь. — И где же он? Что-то я его не вижу, — оглядываюсь для пущей убедительности.
— Потому что встретила и сама же упустила счастье свое, — ворчит бабка. — Отсядь от меня. Что ты жмешься? К мужику надо было так жаться-то.
— Ой, подумаешь. Может, я разглядеть хочу вас получше. Вы мне кого-то напоминаете. Но вот кого, понять не могу.
— Это все твоя излишняя мнительность. Вот и мужика поэтому проворонила. Мягче надо быть, Анжела, мягче. Мужики ласку любят. А ты все копытом бьешь. Смотри, вырастет рог на лбу и вообще никто замуж не возьмет.
Она ухмыляется, а я хмурюсь.
Эй! Откуда она знает про рог??? Очень подозрительная бабка.
— Я все про тебя знаю, — она как будто читает мои мысли. — Такого мужика упустить! — вздыхает и качает головой.
— Вы про Диму, что ли? — не выдерживаю я этих головоломок.
— Диму? — черные брови сходятся на переносице. Даже сквозь диоптрии я вижу, гнев в глазах.
— Ахахаха! — смеюсь я. — И ничего вы не знаете! Обманщица! Как я и думала!
— Это ты про того Диму, которому дырку на кукле резиновой ушить надо? — щурится бабка.
Ой. Знает.
Молчу.
— Я тебе про мужика говорю, а ты мне про какого-то недоделка, — качает головой. — Нет. Дед прав: не хватает тебе жесткой мохнатой руки.
— Почему мохнатой? — спрашиваю удивленно.
— Собирайся!
— Куда? — смотрю на нее, не моргая. Хватаюсь за обшивку дивана. Что она задумала?
— В лес пойдем, — Евдоксия встает, поправляет юбку. — Ну? — кивает мне.
— Зачем это? Я не хочу в лес. Там… там ежики… и маньяки.
— Ты же со мной будешь, — хмыкает. — Ни один маньяк не подойдет к нам.
Ну, это да. Сомнений нет.
Но я не хочу в лес!
Деда! Помоги!
— Дед в курсе, — опять она мои мысли читает. — Вставай. Пойдем искать бобыль-траву.
— Чего?
— Бобыль-траву. Чтобы проклятье снимать с тебя.
— Ну, что за бред? Ну, пожалуйста, скажите, что это шутка? Да?
После этих слов резко встаю и бегу из комнаты.
— Деда! — кричу в пустоту.
Нет его!
Он же сказал, что здесь будет! Но нет его!
— Дед!
И тут замираю. Потому что мне на плечо ложится тяжелая рука.
— Пойдем, — говорит Евдоксия.
Я медленно поворачиваю голову. Страшно. Она смотрит на меня таким взглядом.
— А потом… вы потом меня отпустите? После этой… травы… как ее? — у меня голос дрожит.
— Отпущу. Вот, поможешь мне найти бобыль-траву и отпущу. Мне как раз такая нужна для ее поиска. Чтобы зелье потом сварить колдовское. У! — и она начинает громко гоготать.
Мурашки по коже от ее зловещего смеха.
— Не бойся, Анжела, — толкает меня к двери. — Дед в курсе. И за все заплачено. Найдем траву и я отпущу тебя. Вперед! Навстречу твоему счастью!
И Евдоксия с какой-то неимоверной силой выталкивает меня из дома. Берет за руку и тянет в лес.
82. Анжела
— Пороли тебя в детстве? — спрашивает Евдоксия, приподнимая ветки и буквально затаскивая меня вглубь. В чащу леса. Я оглядываюсь по сторонам, пытаясь хотя бы запомнить дорогу.
Хотя… конечно, это бесполезно. Лес же!
Но ведь она здесь не останется? Значит, надо все же держатся этой странной бабы. Только так домой попаду.
— Чего не отвечаешь?
— А? — я уже и вопрос-то забыла. Все мои мысли о том, как спастись.
— Пороли тебя, говорю, в детстве? — повторяет она свой вопрос.
— Нет, — отвечаю, подозрительно глядя на Евдоксию. — А что?
Она останавливается, с легкостью отламывает солидный такой сук с высокого куста и звонко хлещет им в воздух.
Я часто моргаю и не свожу с нее взгляда.
Зачем ей сучок?!
— Вот и заметно, — смотрит на меня. — Придется наверстать упущенное.
— Вы… вы что? — пячусь назад. — Вы же не будете меня бить?!
— Вот еще! Руки марать о тебя! — фыркает. Совсем уже! Что значит «марать»?! — Но учти! — строго смотрит на меня и трясет в воздухе сучком. — Найдется тот, кто отхлестает тебя по попе! И это не все, что он сделает с твоей задницей.
Судорожно сглатываю. Делаю еще один шаг назад, цепляюсь за что-то ногой и падаю.
— Блин! — ругаюсь, ощущая, что штаны на попе намокли. Трава-то мокрая в лесу.
— Не ругайся. Вставай и пошли дальше.
— Искать того, кто мне задницу надерет? — зло отвечаю я, вставая. — Нет уж! Сами идите!
— Я-то уйду, — усмехается Евдоксия. — А ты останешься. Как дорогу найдешь? Тут спасителя нет. Все. Спугнула! Теперь только сама. Так что, вставай давай и
