беспокойством поглядывая на Долгова. — Нужно закончить дело!
— Влада!
— Да, Саша, да?
— Я врал тебе, моя милая, врал с самого начала.
— Что? Саша, тебе нужна скорая, ты умираешь! Я не хочу, не хочу…
— Послушай! — он схватил ее холодную ладонь, сжал. — Я врал тебе. Есть выход, кроме инициации.
— Какой выход, Саша? О чем ты?
Долгов закашлялся. Влада обернулась. Фролов поднялся и, покачиваясь, шел к ним.
— Если я сломаю иглу, врата захлопнутся. Навсегда. Я не хотел этого делать, потому что полюбил тебя и хотел быть с тобой. Но теперь у нас нет выхода.
Долгов вынул из-за пазухи иглу. Жизнь Кощея Бессмертного сияла на кончике, как маленькая голубая звездочка.
Глядя на эту звездочку, Влада все поняла. Охватившее ее оцепенение тут же прошло.
— Нет, Саша! — закричала она. — Нет!
Фролов был уже совсем рядом.
— Так надо, Влада, — сказал Долгов. — Прощай, моя ученица.
— Нет!
Рыдания Влады приглушили сказанные Александром Степановичем три слова: «Я тебя люблю». Приглушили, но Влада точно знала: он их сказал.
Кощей переломил иглу. Ослепительно-белый сноп света рванулся вверх, словно кто-то включил мощный фонарь.
Ева Карловна издала дикий крик, в котором отчаяние смешалось с лютой ненавистью.
Влада на мгновение ослепла. Когда зрение к ней вернулось, она увидела, что Долгов лежит на земле совершенно неподвижно. Лицо препода было строгим и спокойным — как в тот день, когда Влада впервые увидела его.
— Александр Степанович, — прошептала студентка. — Саша. Я тоже… Я тоже люблю тебя.
Тело Долгова вдруг начало истончаться, таять, растворяться в пространстве. Миг — и на месте, где только что лежал мертвый преподаватель Славянской мифологии, не осталось ровным счетом ничего.
— Убей ее! — визгливый вопль Евы Карловны раздался за спиной.
Влада почувствовала, как рука Фролова вцепилась ей в волосы. Богатырь дернул. Несомненно, этот рывок должен был оторвать девушке голову.
Но не оторвал. Лишь несколько светлых волос остались в пальцах Авдея. Влада подскочила и головой врезалась в живот богатыря. Фролов, глухо ухнув, сел на пятую точку. Изумленно выпучив глаза, Авдей Святославович смотрел на свою противницу. Изумление длилось одно мгновение: сначала лицо богатыря озарилось светом понимания, а затем он заскрежетал зубами-пеньками от лютой ненависти.
— Поляница, — поднимаясь, выдохнул Фролов и, словно медведь, попер на Владу.
Поляница только этого и ждала. Ловко уклонившись, Влада ухватила богатыря за шиворот и с разбега впечатала головой в дерево. Раздался треск, будто лопнул арбуз.
Ева Карловна истерически закричала.
Фролов рухнул лицом в мокрую листву и замер.
Влада повернулась к Еве Карловне.
— Пощади! Пощади, поляница, — взмолилась доктор Лесная.
Влада смотрела исподлобья: ее глаза сияли голубым светом. Кот Баюн спустился с дерева и, испуганно глядя на поляницу, вскарабкался на руки Евы Карловны.
— Врата закрыты, — хрипло сказала Влада. — Навсегда. Забери кота и убирайся в самые глухие леса, которые только есть на карте, поняла?
— Поняла, поляница, поняла.
Влада подобрала лежащий у дерева рюкзак и зашагала к лесной дорожке, на которой Ева Карловна оставила автомобиль. Баба-Яга с Баюном на руках семенила следом.
— Владочка, может, тебя подвести?
— Не надо. Я сама.
Выйдя на трассу, Влада направилась в сторону города. Пройдя метров триста, она ускорилась, затем — побежала. Водители редких машин никак не могли понять: почему им не удается догнать и перегнать бегущего впереди человека. Судя по развевающимся светлым волосам, девушку.
Когда Влада бежала, ей было легче. Сердце не так разрывалось от боли. Новообращенной полянице казалось: если она остановится хоть на мгновение, то немедленно умрет. Умрет от осознания простого факта: она впервые в жизни полюбила, и тут же потеряла свою любовь. Потеряла навсегда.
«Саша», — шептала она.
Ей отвечал лишь холодный осенний ветер, завывающий в макушках придорожных деревьев.
Она постучала в дверь.
— Мама! Мамочка!
Влада бросилась в объятия матери и, уткнувшись в теплый, уютно пахнущий выпечкой, свитер, зарыдала. Светлана Егоровна гладила дочь по голове.
— Доченька, не пугай меня. Что случилось?
И правда — зачем ей пугать мать и бабулю? Имеет ли она на это право? Это ее беда, и роман с Кощеем должен остаться ее тайной. Все равно никто не поймет… Даже мама.
— Все хорошо, мам, — утирая слезы, прошептала Влада. — Просто… Просто я испугалась.
— Влада! — голос бабушки донесся из спальни.
Светлана Егоровна поцеловала дочь в лоб:
— Ступай к бабуле.
Бабушка сидела перед древним телевизором, по которому шли новости. Звук был отключен, значит, ждала Владу. Старенькая, морщинистая, худенькая. Сердце Влады сжалось от жалости. Девушка подсела к бабуле, обняла за плечи.
— Милая моя, — ласково сказала бабушка. — Я так рада, что ты смогла.
Влада отстранилась, с удивлением уставившись на Агриппину Даниловну.
— Смогла что, бабуль?
— Ясно что. Смогла стать поляницей. Смогла захлопнуть врата.
«Как я уже сообщил вам ранее. Вы являетесь поляницей. Возможно, одной из последних рожденных на планете Земля поляниц. От кого именно вам передались гены воительницы, мне неведомо, может, от матери, может, от отца. Может, от другого родственника».
Так вот о ком говорил Долгов! О ее бабушке!
— Я всегда знала, что со мной что-то не так, — вздохнула Агриппина Даниловна. — И Дуремар об этом говорил.
— Дуремар?
— Ну, водяной, — засмеялась бабушка. — Я его так в юности назвала. Он безобидный.
«Ага, безобидный», — подумала Влада, но без злости, с готовностью согласиться.
— Мне не удалось стать настоящей поляницей, но ты стала, — Агриппина Даниловна взяла внучку за руку. — И я горжусь тобой. Береги свой дар, мой ангел, и используй его на благо людей.
— Хорошо, бабуль, — выдохнула Влада.
— Ну, а теперь, иди, дорогая, дай посмотреть новости, — засмеялась бабушка.
Чмокнув Агриппину Даниловну в щеку, Влада вышла из комнаты.
У дверей стояла мама.
— Поговорили? — спросила она со странной улыбкой.
Влада кивнула.
— Вот и славно. Спокойной ночи, мое солнышко.
Мама поцеловала Владу в лоб.
— Сладких снов, мамуля.
От дверей мама обернулась и сказала:
— Да, чуть не забыла. Твой отец приходил. Хотел с тобой пообщаться. Я прогнала его, но, может, когда-нибудь…
Мама ушла в свою комнату. Влада — в свою.
Она прямо в одежде лежала на постели и, откинув занавеску, смотрела на улицу. Все как прежде. Палисадник, забор, посаженные мамой цветы, старый колодец… Надо бы завтра не забыть бросить «бородинского» Дуремару…
Влада сунула руку в карман толстовки. Там что-то лежало. Твердое, с острыми краями.
Ах, да.
Зеленое стеклышко девочки Марфушки из Нави. Интересно, в этом мире оно способно показывать дурных людей? Маньяков, например? Надо будет попробовать. Она ведь теперь поляница!
Завтра будет новый день. Вернее, новый день уже настал. Утром она встанет,
