лет, припомнят тебе его. Да при первой твоей ошибке тебе его обязательно напомнят, – он задумался и несколько минут помолчал. – А, впрочем, думай сам, я тебе мешать не стану. Может быть, эта новая работа тебе более широкую дорогу в жизни откроет, как знать? А сколько там хоть платить-то будут?
Борис смутился. О жаловании он как-то и не подумал. Он знал, что работники райкомов, по рассказам Гришки Герасимова, имеют небольшие оклады, а ведь он в Дальлесе получал уже порядочно. Он видел, что отцу и матери приходится много работать, чтобы свести концы с концами, обеспечивая свою большую семью. За себя он уже второй год платил сам, а иногда давал матери и сверх этого, вот хотя бы и сейчас: получив от стивидора при расставании почти двадцать рублей сверх жалования, выданного в конторе, он дал немного денег маме, и они пришлись очень кстати.
Но тут вмешалась Анна Николаевна:
– По-моему, Борису нужно обязательно соглашаться. Ведь работа с юными пионерами – это та же педагогическая работа, она будет для Бориса как бы практикой, подготовкой к будущей педагогической деятельности. Станет постарше, перейдёт в школу учителем!
Она горячо любила свою профессию и её очень огорчало то, что старший сын не пошёл по её стопам, а занялся каким-то непонятным и неинтересным, с её точки зрения, делом, связанным с разъездами по лесу. А тут – прямая дорога в учителя. Смущало её только одно:
– Ну, а если ты женишься? Как же тогда? Председатель бюро юных пионеров и женатый? Ведь у тебя дело-то, кажется, к этому идёт?
Последние слова матери заставили Бориса покраснеть и он, запинаясь, ответил:
– Ну что ты, мам! Ещё когда я женюсь! Ведь тут дело не во мне только, Кате ещё учиться нужно… А потом, Смага – секретарь райкома, ведь женат, Володька Кочергин тоже, почему же я не смогу?
Таким образом, было решено, что Борис принимает предложение Смаги. Ему хотелось бы, конечно, обязательно посоветоваться ещё с одним человеком, с Катей Пашкевич. Он знал, что её мнение в этом вопросе может стать решающим, но её в селе не было, и неизвестно, когда она вернётся. Идти и разыскивать её где-то в поле он не решался, а ответ нужно было дать не позднее чем завтра. «А, будь что будет!» – решил он.
Утром следующего дня, в 9 часов утра Борис Алёшкин в сопровождении сияющего Манштейна стоял перед Смагой и докладывал о своём согласии принять должность председателя райбюро юных пионеров по Шкотовскому району.
Захар Смага, выслушав Бориса, попросил его подождать, а сам направился к секретарю райкома ВКП(б) товарищу Бовкуну. Вернулся он от него минут через десять и заявил, что Бовкун согласен и что теперь дело только за окончательным оформлением Алёшкина, после чего он сможет приступить к работе. Повернувшись к Манштейну, Смага сказал:
– Ну что же, поезд ещё не ушёл, вы сможете прямо сейчас и ехать.
Борис удивился:
– Куда ехать? Зачем? Ведь я буду работать в райкоме, значит, оформляться здесь нужно?
Но он ничего не успел спросить, потому что Манштейн схватил его за руку и торопливо потащил к выходу. Заметив удивлённый взгляд Бориса, он сказал:
– Пойдём скорее, а то на поезд опоздаем, он вот-вот подойдёт!
– Да куда же, зачем мы должны ехать? – спрашивал Борис, следуя за своим спутником.
– В поезде я тебе всё объясню, скорее, скорее! Видишь, поезд уже стоит.
Когда поезд отошёл от станции, ребята уселись около открытого окошка вагона, Манштейн наконец-таки рассказал, куда и зачем они едут.
Оказалось, что должность председателя бюро юных пионеров в шкотовском райкоме ВЛКСМ, как, впрочем, во многих других, не была предусмотрена штатным расписанием: слишком незначительные средства отпускались на содержание аппарата райкома, а тогда должного значения работе с детьми как-то не придавали. Однако быстрый рост детского коммунистического движения настоятельно требовал такого человека.
Раньше всех это поняли в Наркомате путей сообщения, имевшем в то время для детей железнодорожников свои специальные школы. Говорили, что предложение об организации коммунистического воспитания детей в этих школах внёс сам Дзержинский. Так вот, при каждой железнодорожной школе, а такие имелись на всех крупных узловых станциях, была введена должность инспектора деткомдвижения, обязанного обслуживать эту школу, а также и близлежащие, находившиеся на более мелких станциях. Руководство деятельностью этих инспекторов осуществлял комсомол. ЦК ВЛКСМ договорился с наркоматом о том, чтобы в тех районах, где не было штатных работников, руководящих работой среди пионеров, эту работу выполнял тот же человек, который находился на должности инспектора при школе. Таким образом и получилось, что председатель шкотовского бюро юных пионеров, подчиняясь в своей работе шкотовскому райкому ВЛКСМ, обслуживая все отряды этого района, в то же время был служащим железнодорожной школы, расположенной на станции Угольная. Вот в эту школу и ехали они, чтобы там произвести оформление нового работника. Оба они полагали, что это дело нескольких минут, максимум – пары часов. На самом деле произошло не так.
Директор школы, с которым Манштейн познакомил Бориса, пожилой высокий человек в больших круглых серебряных очках, предложил тому написать автобиографию, и дал анкету для заполнения. После того, как все эти документы были готовы, приложил к ним отношение из ВКП(б) с просьбой об утверждении Алёшкина вместо Манштейна, предусмотрительно захваченное последним, вызвал секретаря и поручил ей отослать все эти документы в отдел кадров управления железной дороги. При этом он сказал, обращаясь к ребятам:
– Хорошо, я возражений против кандидатуры товарища Алёшкина не имею. У него законченное среднее образование, и это для школы даже лучше, но вопрос о допуске к работе решаю не я, а управление дороги, находящееся в Хабаровске. Я надеюсь, что там вопрос рассмотрят быстро, и через неделю или дней через 10 поступит ответ. Тогда я вас, товарищ Алёшкин, вызову. Вы познакомитесь с нашими вожатыми, их у нас в школе два, так как мы же имеем два отряда, они из местных комсомольцев, но тоже получают небольшую зарплату и от нас. Познакомитесь и с вожатыми других школ, которые вам предстоит обслуживать.
Возвратившись в Шкотово и доложив обо всём Смаге, Манштейн получил распоряжение готовить дела к сдаче, а Алёшкину разрешили продолжать отгуливать свой отпуск.
В этот же вечер, проходя с Мурзиком по линии железной дороги, с которой хорошо виднелся огород и часть двора Катиного дома, Борис, с тоской поглядывая в этом направлении, увидел Катю, шедшую между грядок. Её красненький платочек и тоненькую фигурку он теперь мог бы узнать и не на таком расстоянии. Он сразу
