опять перевернула его жизнь, опять направила её совсем по иному руслу…
Глава седьмая
С первых же дней отпуска Борис попал в руки своих младших братишек. Ведь до сих пор Бобли, которого в шутку в доме ещё так продолжали называть, им почти совсем не уделял внимания около полутора лет, а тут он не работал, никуда не уходил по вечерам, как же им было не обрадоваться? Старший брат вместе с ними теперь целые дни проводил, или купаясь в речке Цемухэ, или бродя по окружающим село сопкам. Он и сам этому свободному времяпровождению очень радовался и, совсем забыв про свои взрослые заботы, которыми до этого были полны его дни, предавался отпуску с весельем и радостью.
Единственное, что омрачало это счастливое время – отсутствие Кати: она всё ещё находилась в поле, расположенном где-то в районе села Новая Москва, верстах в 15 от Шкотова. Несколько раз он порывался пойти к Пашкевичам туда в поле, но не был уверен, что его примут хорошо. Хотя, находясь в лесу, Андрей и приглашал его заходить, но Катя, когда он ей об этом рассказал, запретила ему появляться в их доме категорически, грозя, что, если он только нарушит этот запрет, она с ним никогда больше вместе ходить не будет. Вот он и терпел.
Прошло несколько дней, предстояло проводить очередное комсомольское собрание, и Алёшкин решил зайти в райком, чтобы посоветоваться о повестке дня. Там его встретил Гришка Герасимов:
– Вот здорово, что ты пришёл, а то я уже собирался к вам домой, чтобы тебя разыскать! Смага вчера велел тебя непременно найти и привести к нему, пойдём!
– Да что случилось-то? В нашей ячейке что-нибудь? Или куда-нибудь в район идти с обследованием? Так я не пойду, я в отпуске!
Следует заметить, что, несмотря на то, что Шкотовский район занимал значительную площадь, достигавшую в ширину километров 60 и в длину более 100, большинству работников обоих райкомов и райисполкома с заданиями по проверке или обследованию ячеек ВЛКСМ и ВКП(б) приходилось отправляться пешком, если не случалось попутной подводы, а последнее бывало редко.
– Идём, идём, там узнаешь! – загадочно усмехаясь, торопил его Гриша, не отвечая на его вопросы.
Через несколько минут Борис сидел в кабинете секретаря райкома ВЛКСМ Захара Смаги. Помещения райкома партии и комсомола занимали несколько смежных комнат в одной из казарм гарнизона. Комнат не хватало, поэтому в кабинете секретаря ВЛКСМ сидела ещё заведующая женотделом райкома партии – Матрёна Ивановна Костромина. Муж её работал завагитпропом этого же райкома, оба они в прошлом служили учителями и через Анну Николаевну были знакомы с Борисом. Во время разговора Смаги с Алёшкиным Костромина сидела за своим столом и время от времени бросала реплики.
Кроме них, примостившись на подоконнике большого окна, сидел председатель районного бюро юных пионеров Манштейн.
– Вот что, товарищ Алёшкин, – начал Смага, – посоветовавшись между собой и в райкоме партии, мы решили назначить тебя председателем бюро юных пионеров нашего района. Ты знаешь, что товарищ Манштейн, присланный губкомом, долго не соглашался идти на эту работу. Он работал в депо Первой Речки секретарём ячейки, и его решили выдвинуть, ну а работа с детьми его не интересовала, не привлекала, и чуть ли не с первых дней её он начал просить об освобождении. Короче, хотя мы и надеялись, он эту работу не полюбил!
– Поэтому она у него и не получается! – вставила своё замечание Костромина.
– Ну а ты, как мы знаем, – продолжал Смага, – этой работой увлечён. Новонежинский отряд, организованный тобой, считается одним из лучших, да и здесь ты почти ни одного пионерского сбора не пропускаешь, твоя помощь вожатым очень заметна!
Борис собирался было возразить, но вовремя одумался. Ведь на сборы шкотовского пионеротряда он ходил, если честно сказать, только потому, что вожатой этого отряда была Катя Пашкевич. Общаясь с её пионерами, он получал возможность чаще с нею видеться, a помогая ей, больше и дольше общаться. Но, конечно, это возражение привести было нельзя, он промолчал.
– Да, кроме того, и образования-то у Манштейна маловато, всего только 4 класса, а эта работа требует, по крайней мере, среднего образования. Ведь вожатый – это своего рода учитель! Мы думаем, что ты с этой работой сумеешь справиться. Биографию твою мы знаем, обсуждали. Знаем, что твой отец в царской армии офицером служил, но знаем также и то, что потом он служил командиром Красной армии, теперь у неё в запасе числится, так что это не препятствие. Правда, плохо, что ты ещё беспартийный, ну да это дело наживное. Проявишь себя на работе, останешься таким же активным комсомольцем, каким тебя знаем, я первый тебе рекомендацию дам!
– Да и я не откажу! – добавила Костромина.
Борис, наконец, нашёл возможность вставить слово:
– Товарищ Смага, я же собираюсь в институт поступать. В прошлом году экзамены сдал, не учился только потому, что болел. Теперь-то я здоров… – несмело сказал он.
– Ну, брат, сейчас нам пока не до учёбы, не до институтов! Вот поработаешь годика три-четыре в райкоме, тогда и об учёбе поговорим, – несколько раздражённо заметил Смага. – Подумай над моим предложением до завтра и утром дай нам ответ.
Когда Борис и Манштейн вышли из кабинета Смаги, Манштейн умоляюще сказал:
– Послушай, Борис, прошу тебя, как друга, соглашайся! Я, наверно, совсем пропаду на этой работе: не умею я с этими ребятами, не понимаю я их, да и они меня тоже. Трудно мне ими руководить, ведь почти все вожатые отрядов – учителя, да и сами пионеры грамотнее меня. Ну, поработай немного, а там, может быть, и ещё кого-нибудь найдут…
– Хорошо, я подумаю, – произнёс Борис и направился домой.
Вечером этого дня, когда младшие ребятишки улеглись спать, в семействе Алёшкиных между Яковом Матвеевичем, Анной Николаевной и их старшим сыном состоялся семейный совет. Борис рассказал о предложении Смаги и добавил, что ему это предложение по душе. Вообще-то говоря, Бориному тщеславию льстило то, что он будет оплачиваемым сотрудником райкома и своего рода районным начальством, но в то же время его действительно интересовала работа с детьми.
Яков Матвеевич после рассказа сына спросил:
– Ну, а как же с учением? И потом, что это за специальность такая – председатель бюро юных пионеров? Ну а подрастёшь немного, куда же потом-то пойдёшь? Нет, Борис, по-моему, соглашаться не стоит. Да и про меня не забудь: сейчас ты нужен, так на моё прошлое внимания не обращают, ну а потом, может быть, через несколько
