розовых полотенцах, и никак не ожидала застать одного из гостей прямо у себя в спальне.
Сугубо ведьминское проклятие “чтоб тебе пусто было”, полетевшее в знакомую по Академии спину со слегка асимметричными плечами, отличалось особым коварством — всякий раз “пусто” становилось иначе: дырявились карманы с важным содержимым и носки, пропадала наличность из бумажника, исчезали детали одежды, волосы, годные слова, написанные контрольные, крышки люков под ногами, противозачаточные амулеты, да много всего. Главное — в самый судьбоносный для проклятого момент. Щит у незванного, который, как известно, хуже цыканина, сработал на ура, вызвав у меня разочарование, а у гостя — облегчение.
— Стефен, — радушно улыбнулась я, подбираясь как можно ближе. Ноги уперлись в край кровати. У меня дернулась рука, а у бывшего глаз.
— Детка…
Следующим был “лизун”. Это Годица меня своим “обмуслякал” вдохновила. Жертва проклятия становилась отчаянно мила для всякой животной мелочи, если повезет, а если нет — и кого покрупнее, тех же ящерков, например, туповатых, добродушных тягловых скотинок. А гули и голуби приманивались однозначно.
Щит держался молодцом, но Стефен в щитах был не силен, а носимый артефакт явно давно не заряжался. Вон уже и сетка провисает…
— Я не сам, меня дядя притащил! — протараторил он. — А мадам предложила тебя здесь подождать, мол, молодым не интересно будет. Ты бы видела, как эльфа перекосило. Кто он вообще такой? Бабуля твоя носится с ним, как с ошибкой молодости.
— Фу, — скривилась я от предположений и велела: — Выметайся.
— А если нет?
— Если нет, придется жениться, — я дернула рукой в сторону узла на полотенце, Стефена сдуло.
На туалетном столике, где копался этот паразит, лежала оставленная мной сумка. Дневник по практике и машинально сунутое туда же письмо из фонда носили следы шпионской деятельности. Лежали не так, а письмо и вовсе без конверта. Он целенаправленно что-то искал или просто от скуки полез? И только ли в сумку? Сказать что-то о ящиках стола, где я храню косметику и всякую девчачью дребедень, было нельзя, там всегда царил первозданный хаос, но сверху он шкатулки пересмотрел — в них было аккуратнее, чем обычно. Я побарабанила пальцами. Кольцо Холина на большом и мое с маминым камушком на мизинце гляделись диковато, но органично. Присмотрелась к приблуде — редкий изумруд, черный с вкраплением зеленого, лучи расходились от центра, делая камень похожим на срез экзотического фрукта, если посмотреть сверху. Туго свернутая пружина силы. Накопитель и концентратор. При должном умении помогает направлять магический поток с ювелирной точностью. Я шевельнула кистью, и в глаз ударил изумрудный блик.
…Надо мной со звоном лопнул один из двух фонарей, хоть как-то разгонявших мрак, а потом я налетела на появившегося из-за угла, куда сама собиралась юркнуть, типа. Подбитый был в плаще, слегка съехавший капюшон и скудное освещение позволило разглядеть подбородок и брезгливо поджатые губы. Красивые. На холеной руке сверкнуло изумрудным. Сворачивающийся клубок темного проклятия отозвался внутри. Я бросилась в сторону. Резко запахло озоном сдавило и уши — еще одно проклятие неслось с противоположной первому стороны. Спас узкий проулок — воняющая кошками щель между домами. Пятясь, стараясь не думать, по чему ступаю, пряталась глубже в тень. Каблук встал на мягкое. За мной мелодично и эмоционально возмутились, а потом…
— Встреча неожиданная, но приятная, — голос отозвался дрожью в подкорке и волоски на коже встали дыбом, эндорфины затопили мозг и едва из ушей не текли. — Хорошая послушная девочка… Прогуляемся?
Я издала звук согласия и все порывалась развернуться, чтобы разглядеть это воркующее сокровище, а еще лучше — потрогать. Везде. Обхватить руками, ногами, впиться поцелуем, сжать руками плечи, оставляя на коже лунки ногтей, вцепиться и не отпускать.
Мужские ладони коснулись меня, я прильнула спиной к обладателю этого дивного голоса, запрокидывая голову, как напрашивающаяся на ласку кошка. Остатки разума были погребены где-то очень глубоко, откуда не могли доораться до закусившего удила бессознательного. Меня повели из проулка за руку, и я покорно повелась.
На улице, рядом с одним из домов, сотворивших проулок, явно нежилым, лениво препирались двое: тип с кольцом и кто-то еще, тоже в плаще. Только я была без плаща, обидно и немного зябко. Я потянулась выйти совсем, но меня удержали.
— Незачем было лезть, — нехотя выталкивая слова говорил первый. Он сжимал в кулак пальцы, все, и разгибал их, по одному. Кольцо с изумрудом иногда ловило тусклый свет фонаря и взблескивало. — Я бы достал эту девку и без вашей помощи. Так и вы не попали, и мое проклятие вильнуло из-за вашего.
— Я попал ровно туда, куда собирался. Еще не хватало избавляться от тела, — этот голос оказался не так хорош, как у того, что держал меня за руку, но был мне знаком.
— Ерунда, — отозвался первый плащ и снова пошевелил пальцами. — Я обещал своей маленькой помощнице новую тушку, эта вполне подошла бы.
— Идем, тихо и осторожно, — сказали рядом со мной и мой начавший отходить мозг снова затопило замешанным на сиропе зефиром. — Просто погуляем. Жаль, что тебе придется забыть.
Я пыталась заверить его, что никогда и вообще, но меня особо не слушали, мягко увлекая куда-то под покровом густой тени, спрятав под полой плаща. Можно было прижиматься к сильному телу и млеть от восторга, когда губы размыкались и что-нибудь говорили, а что — неважно.
А потом улица вдруг закончилась. С меня сдернули плащ, усадили на край высокой клумбы и вызвали по магфону такси.
— Восточный. Выезд со Звонца на Старынь. Один пассажир, — сказал волшебный голос. — Мне пора. — И ушел!
Это было так обидно и больно, что, когда замаячили огни приближающегося магмобиля, я спряталась, потом вышла и почти уперлась в ограду старого кладбища, заросшую шиповником.
Глава 2
Проснулась я от того, что было холодно. Окно было распахнуто, на подоконнике на фоне сереющего рассветного неба вальяжно восседала уже знакомая мне нематериальная пернатая харя. Один круглый глаз — желтовато-карий, другой — ярко-голубой. Залетающий в окно ветерок ерошил перышки на макушке.
— Ба? — неуверенно поинтересовалась я.
Сова перебрала когтистыми пальцами по краю подоконника и слегка поблекла, должно быть, от возмущения, что ее не признали, лапы же так явственно напомнили ухищрения Годицы приманить мне жениха, что я прыснула. Птица выцвела еще больше, сделавшись похожей на клок тумана, принявший
