шоссе и начинаем ехать в противоположном направлении от центра города, где живет Деклан.
Глядя на проплывающие мимо пригороды, я спрашиваю:
— Куда мы едем?
Когда он отвечает, его голос звучит мрачно.
— Тебя заберет твой приятель.
Я поворачиваюсь к нему, сердце бешено колотится.
— Мой приятель? Ты имеешь в виду Натали? Что происходит?
— Ты едешь домой, девочка. Это все, что знаю.
Я смотрю на его напряженный профиль, чувствуя себя так, словно кто-то выбил у меня почву из-под ног.
— Значит, Деклан заставляет тебя выносить мусор, да? Ты тот счастливчик, которому выпало разгребать беспорядок, который он устроил?
Киран смотрит на меня и мягко говорит:
— Не сердись. Я мог бы сказать, что он был от этого не в восторге.
— Не был в восторге? Что ж, не дай бог, чтобы великий и ужасный босс был недоволен. А бывает время, когда он счастлив? Я думала, что отдыхающая сучья морда — это режим по умолчанию для всей его личности!
Я понимаю, что мой голос звучит слишком громко. Также осознаю, что меня трясет.
Я так зла, что вот-вот взорвусь. От меня отказываются. Даже не попрощавшись, Деклан бросает меня.
Киран благоразумно помалкивает. Следующие тридцать минут я киплю от распирающего меня гнева рядом с ним на пассажирском сиденье, пока мы едем дальше, выезжая из пригорода за город, пока, наконец, мы не останавливаемся на обочине грунтовой дороги.
Киран ставит внедорожник на стояночный тормоз, но оставляет двигатель включенным. Не говоря ни слова, он выходит и обходит машину сзади. Киран открывает заднюю дверцу, достает несколько сумок, захлопывает дверцу и идет по неосвещенной дороге.
Как только он оказывается вне поля освещения фар, в нескольких сотнях метрах от него зажигается другая пара фар. Теперь я вижу, что мы припарковались на одной стороне деревянного моста, соединяющего грунтовую дорогу. Под мостом протекает ручей. На другой стороне ждет машина.
Крепче сжимаю дверную ручку. Мое сердце колотится в груди, как барабан в джунглях.
Киран возвращается. Он устраивается на водительском сиденье. Не глядя на меня, он говорит:
— Иди.
— Что было в этих пакетах?
— Твоя одежда.
Он имеет в виду одежду, которую купил мне Деклан. Одежду, которую у него попросила, он купил мне, и я едва успела ее надеть, прежде чем попала в больницу.
Я не могу себе представить, почему он так беспокоился.
Мой голос срывается, я говорю:
— Я хочу, чтобы ты сказал ему кое-что от меня. Скажи ему…
— Ты можешь сказать ему сама, — тихо говорит Киран, кивая на мое окно.
Когда я оглядываюсь, то вижу фигуру, материализующуюся из тени деревьев, растущих вдоль дороги. Фигура высокая, широкоплечая, одета в черный костюм. Зажженная сигарета горит оранжевым на фоне ночи, разгораясь ярче, когда фигура подносит ее к губам, чтобы затянуться.
Это Деклан. Даже не имея возможности разглядеть его лицо, я знаю, что это он.
Что это за чувство? Не называй этого. Не смей.
Я открываю дверь и выпрыгиваю наружу. Прежде чем закрыть ее, я говорю:
— Было приятно познакомиться с тобой, Киран. Спасибо тебе за то, что заботишься обо мне. Передай это и Пауку. Надеюсь, у вас обоих будет хорошая жизнь.
Киран смотрит на меня и улыбается. Он говорит что-то по-гэльски, и я предпочитаю считать это прощанием.
Я закрываю дверь и подхожу к Деклану. Когда оказываюсь в нескольких шагах от него, я останавливаюсь. Мгновение никто из нас не произносит ни слова. Тогда я говорю:
— Не знала, что ты куришь.
— Я бросил некоторое время назад. Недавно снова начал.
Его голос тихий. Спокойный. Такой же непроницаемый, как и его глаза.
— Итак, это прощание.
Деклан глубоко затягивается сигаретой.
— Ага.
— Отлично. Жду не дождусь, когда больше никогда тебя не увижу.
Дым вырывается у него из ноздрей, как у дракона. Он смотрит на меня, молчаливый, хладнокровный, как кот.
Я ненавижу кошек.
— Отлично. Хорошая беседа, как всегда, гангстер. Думаю, мы еще увидимся.
Когда я поворачиваюсь, чтобы уйти, он говорит:
— Подожди. — Деклан подходит ближе. Вытаскивая сотовый телефон из кармана пальто и хрипло говорит: — Держи.
— Что это? — спрашиваю я.
— Сотовый телефон.
— Ты даже не представляешь, как бы мне хотелось потушить эту сигарету о твое глазное яблоко.
— Твой сотовый, девочка. Тот, который я тебе дал, в котором запрограммирован мой номер.
Я беру его у него, внезапно почувствовав неуверенность.
— Почему ты даешь его мне?
Возникает странная пауза. Он отводит взгляд.
— Никогда не знаешь, когда тебе может понадобиться обрушить на кого-то едкие оскорбления. С таким же успехом это мог бы быть я. Учитывая, что у тебя это так хорошо получается.
Я вглядываюсь в него сквозь тени. В его голосе есть что-то странное. Что-то, что заставляет мое сердце биться чаще.
— Кто ждет меня по ту сторону моста, Деклан?
Он курит. Откидывает голову назад и выпускает в воздух идеальные кольца дыма. Его молчание приводит меня в бешенство.
— Отвечай мне, черт возьми.
Словно по сигналу, водительская дверь другой машины открывается. Кто-то выходит из машины и прикрывает глаза рукой, заслоняясь от света фар внедорожника, и я во второй раз за пять минут знакомлюсь с навыком, о котором и не подозревала: определять людей исключительно по их силуэту.
— Ставрос? — шепчу я в ужасе. Поворачиваюсь к Деклану и требую от него объяснений, — ты позвонил Ставросу, чтобы он забрал меня? Разве он не твой враг?
Глядя на меня своими непроницаемыми глазами, Деклан говорит:
— В последнее время это слово приобрело для меня новое гибкое значение. И кто лучше, чем отец твоего ребенка, спасет тебя от кошмара, в котором ты живешь?
Отец твоего ребенка.
О мой бог. Он покинул больницу, не поговорив с врачом о результатах других моих анализов. Он не знает об ДИА.
Не знает, что я не беременна.
Не могу вспомнить, когда в последний раз так злилась. Честно говоря, думаю, что никогда так не злилась.
Я делаю шаг к нему, дрожа всем телом.
— Ты высокомерный идиота кусок. Ты думаешь, знаешь, что лучше для всех, но ты даже не знаешь, что лучше для тебя самого.
Деклан хмуро смотрит на меня. Угрюмо.
— О чем ты говоришь?
— Я говорю о том, что ты настолько уверен в собственной непогрешимости, что слеп. Но вот с чем я тебя оставлю. Я не спала со Ставросом с начала января. Сейчас почти март. Что заставит тебя обдумать, что в промежутке у меня не было никого другого?
Он стоит так неподвижно, что даже не дышит, и приоткрывает губы. Он смотрит на меня, на
