Да я и сам понимал, что если сунусь, моя душа окажется в такой же ловушке. Хаос, он как болезнь. Та самая зараза, которая в считанные мгновения сумела поразить целое Управление. Тогда у меня получилось с ней справиться, но там хотя бы имелся носитель. А тут, когда носитель и пациент оказались спаяны в единое целое… когда они словно заперты в одной тесной камере… демон меня сожри! Нельзя было просто открыть дверь и выпустить одного, не освободив при этом второго!
— Тебе нужно верить, Артур, — где-то далеко-далеко, буквально на границе сознания мелькнула даже не мысль… так… воспоминание.
Ферза. Ну наконец-то откликнулась!
— Я всегда рядом, мой жнец, — тихонько прошептала Тьма. — А твоя душа, если помнишь, все так же принадлежит мне.
О да. Все это я и так прекрасно знаю. Однако ты уже во второй раз открыто намекаешь, что мне пора разобраться в вопросах веры. А я до сих пор так и не удосужился к тебе прислушаться.
Вера… вера… Когда-то ты спросила меня, что такое Свет. И я тогда ответил, что Свет — это в том числе и вера. Ты тогда промолчала. В тот раз ты хотела услышать от меня другое. Но сейчас мы снова к этому вернулись, и я всерьез начал сомневаться, что правильно тебя понимал.
Моя вера, как я уже говорил, это нечто неопределенное, поскольку слепой вере я всегда предпочитал знания, и меня это полностью устраивало.
Но я это я. Таких ненормальных немного. А что же остальные? Зачем нужна вера обычным людям? Тем, кто не видел и не знает того, что открылось мне? Как они живут без этого знания, при этом не сомневаясь ни в себе, ни в боге, которому доверили душу?
Отринуть страх, отставить в сторону колебания… не каждый даже в обычной жизни способен на такое, не говоря уж о таком важном деле, как собственная душа.
И тем не менее люди верят. Приходят в храмы, молятся, даже не особо ожидая ответа.
Для чего? И что такого есть в, казалось бы, насквозь знакомых, до автоматизма заученных фразах, что люди, оказавшись в непростой ситуации, начинают повторять их раз за разом и от этого чувствовать облегчение? Кому-то ведь после молитвы становится легче, правда? От нее уходят тревоги, прекращается беспорядочный поток мыслей в голове. Молитва приносит (возвращает?) в нашу душу покой и умиротворение.
Но почему?
Наверное, тут дело все-таки в ритме. В той неуловимо ровной, монотонной последовательности самых простых слов, которая в какой-то мере вгоняет в людей в этакое подобие транса. Когда они молятся, то полностью сосредотачиваются на процессе. Можно сказать, отстраняются от реальности. Молитва помогает им избавиться от всего лишнего, наносного, оставляя лишь самое важное…
И в этот же самый момент в моей голове что-то щелкнуло.
Тьма! Ну конечно!
— Эй! — крикнул я, отпуская снова Тьму на волю. — Эй, герой! Ты меня слышишь?
— Я думал, ты ушел, — прошелестел неизвестный паренек, с трудом открывая единственный уцелевший глаз. — Во Тьме я тебя не вижу.
— Этого и не нужно. Соберись. Я знаю, как освободить твою душу.
Он завозился, но тяжелое тело на этот раз не захотело подчиняться, поэтому принять вертикальное положение не удалось.
— Скажи, герой, ты веришь в богов?
— Конечно, — горько усмехнулся тот. — Только они, по-моему, обо мне давно забыли.
— Нет. Они просто не слышат нас, пока мы сами к ним не обратимся.
— Но я же просил!..
— А надо было не просить, а молиться, — нетерпеливо перебил его я.
— Что?!
«Арт, ты сошел с ума», — скупо отозвался брат о моих умственных способностях. Но я только отмахнулся.
— Так. Герой, ты хоть какую-нибудь молитву помнишь?
— Э-э…
— Тогда повторяй за мной: Фол всемогущий, творец всего сущего…
— Почему это вдруг Фол? — не понял он.
— Потому что мы сейчас находимся в его владениях. Давай-давай, не отвлекайся. В конце концов это не так уж важно. Хочешь, Роду молись. Он все равной поймет тебя правильно. Итак, Фол всемогущий, творец всего сущего…
— Всемогущий… творец… — едва слышно прошептал паренек непослушными губами.
— Я принимаю волю твою, славлю имя твое и взываю к силе твоей…
«Арт, что ты делаешь?» — шевельнулись губы брата, когда я начал читать самую короткую и простую молитву, которую знали, наверное, даже дети.
— Да не убоюсь я зла…
«Что надо. Отстань».
— И да не утрачу я веры своей…
«Это уже ни в какие ворота не лезет. Зачем ты голову парню морочишь?»
«Я не морочу, а спасаю».
— И да будет свет твой в моей душе… Отыне и навеки… Аминь.
— Аминь, — запинаясь и отчаянно сипя, повторил за мной безымянный парень.
Я удовлетворенно кивнул.
— Так. Хорошо. Запомнил? А теперь повторяй.
— Зачем?
— Повторяй, кому сказано! Услышит тебя Фол или нет, уже не твоя забота. Главное, что я тебя слышу. Ты ведь не думаешь, что я просто так сюда явился?
У парнишки во взгляде снова разгорелась надежда, и он принялся усердно бормотать себе под нос одну и ту же коротенькую молитву. Но, как я и ожидал, надолго его не хватило — довольно быстро он не просто выдохся, а его рот свело, а затем он прямо-таки склеился, будто отчаянно не хотел, чтобы губы повторяли эту опасную ересь.
— Читай про себя! — велел я, заметив, что взгляд у пленника стал сперва испуганным, а потом бедняга затрясся, готовый вот-вот удариться в панику. Хаос вернулся… само собой, он заявился сюда сразу, как только почувствовал неладное! Но ему с тобой больше ничего не светит. — Не останавливайся! Ни на что не отвлекайся. Кроме молитвы у тебя ничего больше нет, понял?! Меня рядом нет. Есть только ты… и Фол. Ну если хочешь, Род. А все остальное неважно.
На лице парнишки проступило невероятное, просто нечеловеческое напряжение, а из глаза снова покатились слезы, словно он не молитву читал, а целую гору на себе тащил.
Я сжал кулаки.
Давай, герой. Не сдавайся. Каждое твое слово — словно удар под дых хаосу. Слова не важны. Важен ритм, сосредоточение. Ведь если хаос — это в том числе и хаос в твоих мыслях, то любой порядок, даже если это порядок слов, заставит его отступить. Избегать того, что несет для него угрозу. Это и есть твоя война, герой. Тот самый бой, который ты просто не можешь проиграть!
Поняв, что одному ему не справиться, я подошел и, опустившись на одно колено, тоже начал повторять ту же самую молитву. Ровно, спокойно, размеренно, тем самым помогая парню войти в нужное состояние. Потом ее отголоски начали доноситься и из Тьмы, и я, повернув голову, обнаружил, что Мэл наконец-то сообразил, что к чему, и теперь мы читали молитву уже втроем.
