…А потом мама сказала:
— Илюша, принеси мне очки, пожалуйста. Они возле кровати где-то лежат в спальне.
А через полчаса зашла сама в комнату и обнаружила Илью на этой самой кровати. Он лежал, подняв ноги высоко на стену, и задумчиво перебирал струны укулеле. Мама тихо взяла очки с подоконника и вышла.
Так что мозоли были от гитары, хотя и мозолями их не назовёшь — так, отпечатки от струн. Не то что у папы: врачи кровь не могут взять.
— Волохов, о чём задумался? — спросила учительница.
— О музыке, — ответил он и поднял глаза на шатровый купол церкви. Уносит в небо. Наверное, в старину вот так стояли и смотрели на этот купол. И их уносило, кружило, вертело… И становилось легче.
А ему, Илюхе, становится легче — от чего? Что у него в жизни такого тяжёлого происходит, обычная жизнь. Страшнее того, что мама лук заставляет есть — «в городе эпидемия гриппа!», — ничего не случается.
И всё же зачем был этот кофейный мальчик с Бетховеном? Это же было на самом деле, не провал в голове! Значит, на самом деле человек иногда будто попадает в другой мир. В совсем другой.
…После экскурсии Илья не пошёл домой, а стал бродить с телефоном, фотографируя разные места. Именно те, где встречаются два мира: старая колонка для воды (как сохранилась ещё?!) — а за ней небоскрёб. Или лучше всего окна, проёмы. Арки, дырки в пространстве. За бетонными плитами — река. Во дворе сушится бельё; полощутся две тельняшки. А между ними виден огромный подъёмный кран.
«Новое дело», — подумал Илья. Будет теперь собирать такие штуки. Потому что провалы в другие миры существуют не только у него в голове, но и на самом деле.
…Ночью проснулся от страха. Почему-то было очень страшно, хотя если рассказывать сон — ничего такого, просто лестницы.
Илья взял со стула укулеле, тихонько — чтобы никого не разбудить — прошелестел по струнам. Всухую, без звука, зажал несколько аккордов, горло напряглось — будто запел, но без голоса. «Может, я музыку смогу писать? Это же вроде бы ничья песня». Ночной кошмар отступил, но мысль о своём композиторстве так взбудоражила его, что уснуть уже никак не получалось.
Встал и потащился на кухню выпить воды. Это всегда помогало.
На кухне горел свет. Илья посмотрел на часы — третий час ночи.
На кухне стоял папа и аккуратно резал красную луковицу, стараясь не стучать ножом по доске.
— Папа, что ты делаешь? — спросил Илья. Может, ему это всё ещё снится?
— Лук режу, — объяснил папа. — Пока мамы нет.
А, точно. Мама в командировке.
— Лук? Зачем?
— Люблю, — признался папа. — А мама терпеть не может.
— Не может? Сама же им меня и пичкает!!
— Это она себя мучает, для здоровья. В интернете прочитала, что самое действенное средство, лучше любых лекарств. А так она не переносит запаха. С едой может, а отдельно…
— Па… А ты что, правда любишь лук? Вот так, без всего? Разве так едят?!
Папа музыкальными своими пальцами подхватил колечко лука и захрустел им.
— Очень люблю.
— Представляешь, — решил рассказать Илья, — сегодня на экскурсии кофе пил в какой-то уличной кафешке. И там парень-продавец слушал Бетховена.
— Сурка?
— Крейцерову сонату.
Илюха хотел добавить, что продавец был нерусский, но застеснялся. Папа очень щепетильно относился к национальным вопросам, скажет ещё: «Какая разница? Просто человек!»
— Слушай, ты это выдумал? Или на самом деле?
— На самом, — ответил Илья, а потом засуетился, стал искать зарядник от телефона — почему-то обязательно захотелось показать свои фотографии, провалы в пространстве.
— Интересно, — сказал папа. — Слушай… Слушай, давно хотел сказать. У меня ведь тоже это есть.
— Что?
— Ну, как у тебя. Я задумываюсь и улетаю. Сейчас уже меньше, некогда. А в юности… Мама очень обижалась, и я научился это прятать. Она спросит: «О чём ты только думаешь?» — а у меня припасён логичный ответ: «Думаю, как бы нам достать еды, например».
— А сейчас?
— И сейчас бывает. Поэтому я так и не научился водить машину: боюсь. Я, знаешь, в детстве как-то задумался на бегу. И впечатался в стену со всего маху, лбом, — он засмеялся и потрогал рукой почти незаметный шрам на лбу. — Тогда уже понял, что за руль мне нельзя.
«Интересно, а мне можно будет?» — думал про себя Илья.
— Я всё же думаю, — ответил папа, — что это не болезнь, а талант. И нужно научиться его использовать. Может, ты снимешь особенное красивое кино…
Кино. Как его снимешь, если самое главное происходит внутри головы?
— Э, оставь мой лук! — возмутился папа. Илюха только сейчас заметил, что таскает его руками из тарелки и жуёт. И этот гадкий лук удивительно вкусный, оказывается.
— Я нечаянно.
— За нечаянно бьют отчаянно, — вдруг ответил папа поговоркой из своего детства, — полтарелки слопал!
Илья вдруг заметил, что по всему столу аккуратно расставлены яблоки. Не в тарелке, а именно на столе — как фигуры в сложной игре.
— А яблоки зачем? — спросил он.
— Для красоты, — ответил папа. — Для красоты мира. Яблоки — пространствообразующий элемент.
Илюха выпил воды и пошёл спать. И только закрыл глаза — увидел эти яблоки: яблоки были расставлены по всему небу, небо ночное, но светлое. И
