другими богами, но потом же всё устаканится? И она просто займёт своё место в нашем троецарском пантеоне.
— Ты не понимаешь, — я отмахнулся, — Ей не нужны другие боги, и единственный, кто ей может противостоять — это Небо. Но его здесь нет.
Виол покосился наверх, на синее вечернее небо. Надо отдать должное, бард совсем не удивился такому парадоксу, что в прошлой жизни я был Тёмным Жрецом, а теперь получаюсь пресловутой инкарнацией Хморока.
— Кто мы такие, чтобы понимать дела богов? — пожал он плечами, — Да и частенько такое бывает, когда кто-то заявляет, что в них вселяются боги. Неудивительно, что эти люди потом становятся служителями храмов, ведь сами боги ведут их.
Теперь-то я понял, почему и барду, и чародейке не казалось чем-то запредельным, что они бродят рядом с полубогом. Таких полубогов в мире, где этих самых богов на небе целая бадья, должно быть много.
Вот и меня они пока что считали просто отмеченным Хмороком. И пусть это изгнанный северный бог, но есть же и пророчества, и даже храм где-то… Ну и пусть варвар заявляет, что хочет, никому же не мешает?
Я остановился, кое-кого заприметив впереди на дороге, уходящей к уже показавшимся вдалеке холмам, а потом выругался. Да ну расщелину мне в душу! Их только тут не хватало… И мы их потихоньку догоняли.
— Лиственники? — спросил бард.
Я мрачно кивнул.
Глава 17
Когда мы их нагнали, солнце уже почти коснулось горизонта. Пара мужчин-лиственников медленно брела рядом со своим расписным фургоном, который с трудом тянула старенькая кляча. Брели очень медленно, будто нарочно.
Не сразу я разглядел, что теперь лиственники не были голыми по пояс, как тогда, на площади. Они были одеты в холщовые куртки телесного цвета, где на спине так же была выполнена зелёная вышивка вечного древа.
Хм-м-м, вот же я вестник тугодумия. Скорее всего, лиственники не всегда оголяются по пояс, а только в особых ритуальных случаях. Ну правильно, как-то же они отправляются со своей миссией на север? Там голяком не побегаешь.
Мы постепенно догоняли, и веснушчатой сестры Леи, с которой мы разминулись у ворот Солебрега, я среди лиственников пока не увидел. Быть может, она сидит на передке?
Если же её нет, то всё может пройти гораздо легче.
— О-о-о, господин Малуш, это ваши братья? — восторженно зашептал мальчишка.
— Так, Лука, — прошептал в ответ я, — О том, что я — лиственник, ни слова.
— Но…
— И о том, что ты умеешь молиться Древу.
Тон мой намекал, что именно сейчас перечить мне не стоит.
— Ну, хорошо, — протянул Лука.
Вклинился бард:
— Взамен Малуш накормит Бам-бама его любимым лакомством.
Мои брови подпрыгнули, и я хотел уже сказать Виолу всё, что о нём думаю, но тут нас окликнули:
— Да осветит ваш путь Лиственный Свет, — это один из лиственников обернулся на шум и заметил нас.
Тут же развернулся и второй:
— Вечному Древу было угодно, чтобы мы встретились…
Вздохнув, я только поморщился. У меня возникло лютое чувство дежавю, ведь когда я был Десятым, мне приходилось пару раз тайно проникать в общество Ордена Света.
Глубоко внедриться я не мог, сильные адепты чуяли мою тёмную жилку, но вот так побеседовать с обычными странствующими монахами я мог спокойно. Кстати, именно в одной такой ни к чему не обязывающей беседе я и узнал, где находится последняя Обитель Света.
Речи лиственников уж очень были похожи на речи монахов Ордена.
— И вам, господа, священного шума листвы над головой, — тут же нашёлся бард.
Оба лиственника, лысые как куриные яйца, засветились от счастья, услышав такой грамотный ответ.
— О, мы с братом Хероном несказанно рады, что встретили исповедующих истинную веру в эти тёмные времена. Значит, не оставило нас Древо, всё так же склоняет свои ветви над нашим миром.
— Истинно так, брат Ферон.
Я покосился на Виола, тот переглянулся со мной. Мальчишка же во все глаза рассматривал роспись на фургоне, и медоёж в свою очередь тянул нос, принюхиваясь к содержимому.
— Какой интересный у вас зверь, — слегка испуганно протянул тот, которого назвали Фероном.
— Сдаётся мне, это не лошадь… Ой! — воскликнул второй, когда его коснулся огромный нос, и он посчитал зубы в приоткрытой пасти.
Не скажу, что лиственники были напуганы. Скорее просто удивлены.
— Это медоёж, господа, — улыбнулся Виол, — Не бойтесь, он ручной.
Бард вёл беседу непринуждённо, будто с лиственниками общался каждый день. У меня же будто язык присох — снова накатило сильное чувство, что это и мой путь тоже.
Вот так идти рядом с поскрипывающим колесом, из города в город, из края в край, и нести весть о Вечном Древе… Чья корни связывают верой наши сердца, чья крона укрывает нас от зла и невзгод…
Я тряхнул головой, сбрасывая наваждение. Чувство-то сильное, но не такое, как с сестрой Леей. Там на меня будто кандалы нацепили, до того мощно приложило.
Я даже на всякий случай держал руку подальше от топорища, висящего на поясе. Мало ли, потянутся потрогать, и свалюсь тут на пыльной дороге, обуреваемый видениями. Нет уж, смердящий свет, их вообще надо поскорее бы обогнать.
С опаской поглядывая на фургон, который мы ещё не обогнали, я всё ожидал, что оттуда покажется лицо той веснушчатой. И с облегчением понял, что сестра Лея уже вмешалась бы в разговор, будь она здесь.
— Медоёж? — Херон бесстрашно погладил холодный мокрый нос.
Надо отдать должное этим двоим, они совсем не испугались.
— Его зовут Бам-бам, — с гордостью вставил Лука.
Оба лиственника пристально вгляделись в мальчишку, сидящего верхом, и меня тронуло опасение — не почуют ли они связь
