я его не обнаружила.
Пригляделась и узрела — шагах в пятидесяти. Помешал кому-то, велели отъехать? Странно. Улица была почти безлюдной, ни у кого в эту пору дел не было.
Вот это-то осознание странности и заставило меня двинуться к экипажу размеренным шагом, а не поспешить со всех ног. Да еще и засунуть правую руку в карман шубейки и нащупать очень важный предмет, заранее помещенный в кожаный футляр. Не хотела им пользоваться, но все же держала при себе постоянно. Еще с Макарьева. На всю жизнь меня напугали тогда.
Вьюга разыгралась не на шутку, спасибо, хоть подгоняла, а не била в лицо. Я дошла до возка. И не успела удивиться, увидев стоящие рядом сани, как изумилась еще больше, уже с примесью страха.
И опять интуиция — я не ускорила шаг, хотя очень уж хотелось понять: почему не вижу Еремея? Замерз так, что решил погреться под пологом? Он не делал так даже в настоящие, лютые морозы, оставался на передке, следя за лошадьми.
Настороженность настолько быстро переросла в тревогу, что я даже не удивилась, когда мне навстречу шагнул незнако… нет, узнала. Уж была причина так запомнить эту оспенную рожу, чтобы признать разбойного атамана Данилу, или Рябыку, даже в вечернем полумраке.
— Передумал я, барыня, — молвил он непринужденно, будто вернулся к разговору, прерванному пять минут назад, — готов я говорить с вами о вашем выкупе. Тут вьюжно, давайте-ка прокатимся.
Как-то я сразу поняла, что злодеи столь разговорчивы и наглы в условиях явного превосходства. Да, кто-то заходит сбоку, видимо, в группе захвата двое, третий — при конях.
Сама удивилась, как легко нашла ответ.
— Простой выкуп: такое сокровище тебе посулю, какого тебе в жизни не сулили.
Атаман взглянул на меня пришалевшим взглядом. А я вытащила пистолет из кармана. Пока вынимала, почувствовала — что-то не то. Даже поняла, что случилось. Но отступать уже нельзя.
Пользуясь секундой этой ошалелости, взвела курок, надеясь, что затравочная порция пороха не отсырела, не просыпалась.
— Жизнь твою грешную не отниму — вот мой выкуп, — сказала я ровным тоном, на грани срыва. — Я барыня особая, пистоль мой особый, на всю твою братию пуль хватит.
Это был не просто блеф, а самое настоящее вранье. И негодяй еще не понимает, до какой степени.
Сбоку послышался зловещий свист. Второй разбойник взмахнул кистенем, но ударить не решился без приказа.
— Погодь, Гарась, — спокойно сказал главарь, — а вы, барыня…
Интересная беседа оборвалась. Краешком глаза я увидела тройку, подъехавшую и остановившуюся рядом так, будто ямщик был чемпион по гужевой парковке. Из экипажа выскочил человек, Гараська развернулся к нему…
В полутьме что-то блеснуло, и я увидела, как боевая часть кистеня улетела в снег. Разбойник впал в секундный ступор: с чего же он безоружен? Миша поднял клинок и шарахнул бандита эфесом по шапке. Тот рухнул в снег.
— Не посмейте, барыня, — то ли попросил, то ли повелел Рябыка и кинулся на меня.
Я не просто посмела, а дождалась, когда до разбойника останется полметра, подняла дуло к его лицу и спустила курок.
Глава 43
Оглушенный Рябыка отшатнулся, схватился за лицо. Потом отнял руки, но ничего сделать ими уже не успел, потому что получил такой же удар от Миши, как и сообщник. Правда, то ли шапка была лучше, то ли черепушка толще, и пришлось добавить.
Рядом послышались брань и мольба — соратник Миши тащил скрученного кучера, явно не серьезную боевую единицу. Я узнала Петра, верного помощника моего мужа. Возницу узнала тоже — тот же парень, что караулил возле конторы Никитиных.
— Ты его холостым? — удивленно спросил Миша, показывая на Рябыку.
— Да, — виновато вздохнула я. — Пуля выпала в кармане.
И достала бесполезный кругляш, который, если бы я его затолкала с бо́льшим усердием, остался бы в башке негодяя.
— Ну и умница, — сделал парадоксальный вывод муж, живо ловя меня в объятия. Вовремя, а то я бы так и села в снег, коленки подкосились. — Незачем грех на душу брать, уж тем более из-за такого пакостника и негодяя. Потом покажу, как надо шомполом вбивать до отказа… ну, Мушка, все, все. Успокаивайся. Сейчас нельзя расклеиваться.
— Нельзя, — согласилась я и тревожно спросила: — А где Еремей?
Еремей нашелся в возке — со связанными руками и завязанным ртом, но все же пришедший в себя после оглушения. Оглушение после блиц-осмотра я признала легким. Миша обтер ему щеки снегом, я дала хлебнуть настойки, и кучер сказал, что готов везти куда прикажут. За это время Петр успел связать слегка очухавшихся разбойников.
— В часть, — приказал Миша.
До части оказалось недалече. Миша вместе с Петром и своим единственным дворовым — кучером Ильей — затащил в помещение пленников, похоже, утративших интерес к сопротивлению.
Супруг вышел, примерно через час, как я предполагала, усталый и довольный.
— Уф-ф-ф! Потрудился. Показания снять — не самое сложное. Сперва пришлось объяснять квартальному, кто я вообще такой и откуда у меня право людям руки вязать.
— А показать корочку?
— С корочкой непросто. Про нее тоже расскажу. Хорошо бы поужинать и поговорить, сидя в тепле, а не стоя среди московской поземки.
— У меня доход, угощаю, — сказала я, и супруг не возразил.
Подходящее заведение отыскалось скоро. Главным достоинством были отдельные кабинеты, один из которых мы и заняли. Когда делали заказ, я дала официанту мелочь, чтобы тот отнес Еремею и Илье с Петром нарезанную кулебяку и бутылку со шкаликами.
— Правильно, — одобрил муж. — Вообще-то, странно. Илья — мой крепостной, но где поместье? Тем более не дворовый — нет и двора. Просто человек, как сейчас говорят.
Я улыбнулась: если Миша философствует на отвлеченные темы, значит, все как надо. Но все же потребовала перейти к делу.
— Удалось поговорить начистоту и узнать много нового, — ответил Миша, отхлебывая суп, нечто вроде рассольника. — Сначала спросил: знаете ли меня? Слыхали ли, чтобы я соврал хоть раз? Разбойнички покивали, я им правду сказал, что битья и каторги им не избежать. Но не станут запираться — в живых останутся. Ну и записал полтора листа. Не про сегодняшний день — тут-то как раз просто. Эти разбойнички с документами, выданными одной известной тебе персоной, подались в Москву и процветали, а среди прочих дел поджидали тебя у Никитиных. Так что их сегодняшняя проказа — полная криминальная самодеятельность, с котиком не связанная.
— Так что рассказали-то?
— В первую очередь о недавних делах, связанных с тобой. В их богатых криминальных биографиях это мелкие строчки, не заслуживающие внимания. А вот для моего нынешнего проекта эти показания ну очень пригодятся.
— Темнишь, Миша, — улыбнулась я. — Куда их теперь?
— В «Бутырку». Не удивляйся, она уже построена, при матушке Екатерине, и внешний облик — тот же. Из тюремного замка пришлют конвойную команду, только тогда и отведут. С квартальным поделился славой — буду упомянут в донесении. А еще дал взятку полиции: подарил разбойничью тройку. Порекомендовал ножи-кистени положить в мешок под печать как доказательства. Ну а сани с лошадками — «возьмите себе, пригодятся». Думаю, их прогуляют, ну да ладно, не мне же брать такой трофей.
Я с недоумением взглянула на мужа. Даже отложила вилку с куском котлеты, кстати лишний раз убедившись, что сейчас котлета не из жареного фарша, а просто отбитый кусок мяса.
— А корочку было не проще показать полиции? Ты-то сейчас в каком статусе?
Муж улыбнулся, достал лист бумаги, развернул…
— Такую корочку надо бы заламинировать, — удивленно сказала я и рассмеялась вместе с мужем. — Неохота вчитываться, скажи, в чем смысл?
— О моем прикомандировании к московскому отделению Министерства полиции. Начал службу в центральном ведомстве, но пока без чина и даже без строго определенных полномочий.
— Полиции или Министерства внутренних дел? — спросила я.
— Знаешь, Мушка, одно из моих занятий этого года? — улыбнулся муж, и во взгляде опять стала видна усталость. — Я вспоминал будущее. Например, сумел извлечь из памяти, что в 1819 году Министерство внутренних дел и Министерство полиции сольются в одну структуру. Кстати, сами министерства появились недавно, при нынешнем императоре. Любое новшество — всегда эксперимент. Сейчас это учреждение встраивается в уже существующий порядок управления и для одних чиновников — недостающая деталь, для других — пятое колесо. Да, извини, утомил тебя этими размышлениями, скажу кратко. Пока что, сейчас, я скорее частный сыщик, чем государев человек. И это очень важно, учитывая, какому лицу мы противостоим.
— И это лицо…
— Уже в Москве. Но у меня нет полномочий его арестовать, тем паче он чиновник пятого
