Молчание растянулось на вечность, и за эту вечность сердце Кассиопеи наполнила пустота. Она ждала, что Хун-Каме заговорит, потому что сама боялась сказать что-то лишнее, но слишком долго молчать для нее было невыносимо. Вздохнула, подняла голову и на секунду залюбовалась его профилем. А придумав, что спросить, постаралась, чтобы голос прозвучал как можно беззаботнее:
– Ты не знаешь, ресторан открыт?
– Пойдем проверим, – спокойно ответил он.
Вагон-ресторан в этот час пустовал и услужливый официант сразу посадил их за столик. Кассиопея уперлась подбородком в руку и стала смотреть в окно. Дождь прекратился, появились звезды.
– Что тебе снится? – неожиданно спросил Хун-Каме.
– Прости? – она отвернулась от окна.
– Когда ты спишь, что тебе снится?
– О, даже не знаю. Много чего, – пожала плечами девушка, проводя пальцем по краю бокала.
– Наверное, тебе снится то, что ты видишь на улице днем, знакомые люди?
– Да, иногда.
Ей стало интересно, к чему он ведет. Она заметила на его щеках следы щетины. Разве раньше ему приходилось бриться? Он всегда казался ей идеальным, как статуя.
– Кажется, сегодня мне снился сон. Мне трудно это понять, поскольку я к такому не привык, – признался Хун-Каме.
– Мой отец говорил, что сны посылают нам тайные сообщения. Если тебе снится, что ты летаешь, – это к одному, а если выпадают зубы – совсем к другому. Ужасно, когда во сне выпадают зубы.
– Мне снилась ты, – сказал он ровным голосом.
Кассиопея так громко закашлялась, что, наверное, ее мог слышать весь поезд. Схватила салфетку и стала теребить ее, боясь взглянуть на него.
– Что такое? – спросил Хун-Каме. – Иногда ты бываешь такой странной.
– Со мной ничего. Я тебе снюсь, а так ничего такого, – ответила она, поднимая голову. Разве он не видит, как она смущена?
Теперь уже бог казался раздраженным, словно Кассиопея нагрубила ему. Но она не пыталась грубить – просто не ожидала услышать подобное.
– Суть в том, что я не должен был видеть сны. Ни о тебе, ни о зубах, ни о чем другом. У меня такое чувство, что я стою на зыбучих песках и медленно погружаюсь. Забываю, кто я.
Хун-Каме выглядел потерянным. Девушка дружески похлопала его по руке, не зная, как еще отреагировать.
– Ничего, скоро ты снова станешь самим собой, – пообещала она.
Бог взглянул на руку, все еще лежащую на его руке. Кассиопея смутилась, решив, что допустила ненужную вольность. Но когда постаралась убрать руку, он сжал ее пальцы.
– Мне снилось, что ты шла по Черной дороге Шибальбы, – сказал он. – Мне это не понравилось. Это опасный путь. Когда ты разбудила меня, я обрадовался. Я не желаю тебе вреда, леди Тун.
Кассиопея уставилась на пустую тарелку перед собой.
– Наверное, не остается ничего другого, кроме как надеяться на лучшее.
– Да, наверное, так, – погрузившись в свои мысли, сказал Хун-Каме.
Подошел официант и наполнил бокалы водой. Скоро принесут заказанные ими блюда.
– Я тебе говорил, как красивы горы на востоке моего королевства? – внезапно спросил Хун-Каме. – Они из разных слоев: сначала идет крепкий жадеит, потом малахит и наконец светло-розовый коралл. Даже звезды позавидовали бы их красоте.
В мрачных глазах Хун-Каме затанцевал свет.
– Ты так говоришь, потому что не видел, как звезды иногда проносятся по небу, – возразила она. – Вот это действительно красиво. Просто дух захватывает!
– Они сделаны из малахита, из коралла?
– Ну, нет.
– Тогда не сравнить.
Кассиопея улыбнулась, и… он улыбнулся в ответ. Было видно, что улыбка пришла из сердца. Но понимал ли он сам это?
Поезд мчался вперед, бокалы звенели. Хун-Каме посмотрел на девушку так, будто впервые увидел ее по-настоящему. А, может, так и было.
Глава 19
Жара в Эль-Пасо была невыносима. Она пробиралась под воротник платья Кассиопеи, угрожая запечь ее, как буханку хлеба. Проходя таможню, мужчины и женщины обмахивались шляпами и газетами. Ждать пришлось долго. Действовавший здесь запрет на спиртное превратил многих законопослушных граждан в контрабандистов. Ящик виски, купленный за 36 долларов в Пьедрас-Неграс или любом другом северном городе, можно было бы продать втридорога в Сан-Антонио. И всегда находился человек, желающий перевезти через границу экзотические товары, – одного мужчину поймали с дрожащей малышкой чихуахуа в чемодане, другой опоил шесть попугаев, чтобы те молчали во время перевозки.
Кассиопея, встав на цыпочки, пыталась определить длину очереди. Она нервничала, с неприязнью ожидая вопросов на английском языке, который не понимала, хотя, скорее всего, будет не трудно найти человека, говорящего по-испански, если возникнет такая необходимость. В Эль-Пасо, расположенный в западной части штата Техас, многие переехали из Мехико. Некоторых на это толкнула Революция, другие жили здесь с времен, когда территория еще считалась частью Мексики, а кто-то прибыл совсем недавно: священники и монашки, так же как и кристерос, примеряющие на себя роль мучеников.
Толпа потихоньку двигалась вперед, и когда офицер таможни заговорил, Кассиопея вдруг осознала, что не только понимает его, но и может ответить. Слова срывались с языка так же легко, как если бы она говорила на английском годами.
Таможенник вежливо кивнул им, пропуская. Кассиопея моргнула и повернулась к спутнику.
– Я поняла все сказанное этим человеком. Как такое возможно?
– Смерть говорит на всех языках, – ответил он.
– Но я не смерть.
– Мы с тобой связаны, Кассиопея.
Хун-Каме предложил ей руку, и они направились на площадь Сан-Хасинто. Местные называли ее Аллигатор-Пласа, потому что в обнесенном забором пруду плавали самые настоящие крокодилы. Через эту площадь проходили все трамвайные пути, и она являлась живым сердцем города.
За последнее десятилетие Эль-Пасо, ничем раньше не примечательный, разросся в настоящий город, и здесь было предостаточно удобных для размещения мест. Четырехэтажный «Шелдон», выходящий окнами на площадь, считался одним из самых известных отелей юго-запада Америки. Во время Революции 1910–1917 годов здесь останавливались журналисты, освещавшие события, а то и повстанцы, участвующие в битвах. Отель «Орндорфф» по соседству открылся недавно, и цены там были заоблачные, но Хун-Каме выбрал именно его. На этот раз он снял два отдельных номера, и клерк любезно передал им ключи.
Кассиопея сразу же приняла душ. В отелях ей больше всего нравились прекрасные ванные комнаты. Она переоделась в чистое платье, подумав, что остальную одежду нужно отправить в стирку. Потом постучала в дверь Хун-Каме.
