сирийским рабом, она захотела отомстить изменщику и затащила нашего Антония к себе на ложе.
— Ну и что? — в один голос спросили Аврелий и Сервилий.
— Ничего. Он притворился, будто у него колики в животе.
— Такое может случиться со всяким, — возразил Сервилий в благородной попытке спасти мужскую честь.
— Ах, вот как! Тогда послушайте это! С Вибони-ей у него разболелась голова, а с Джулилой настало внезапное недомогание!
— Помпония, ты великолепна! — порадовался Аврелий. — Выходит, бедный Феликс вовсе не был таким уж необычайным покорителем женских сердец. Но как же в таком случае он мог покушаться на жену брата в его же доме? Кстати, я послал Кастора поискать служанку Авзонии. Эта знаменитая история супружеской неверности очень даже меня интересует…
— Антоний Феликс был убеждён, что всё принадлежит ему лишь потому, что он происходит из рода Корнеллиев и Метеллов, — рассудила Помпония. — И подумать только, все его предки — воины, а он труслив, как кролик! Я сама видела, как он бросился к врачевателю из-за боли в животе, испугавшись, что его отравили!
— Жена Токула тоже умерла от несварения желудка… — вспомнил Аврелий, внимательно прислушиваясь к разговору. — Помпония, а когда это случилось?
— За несколько месяцев до убийства, если не ошибаюсь.
— Может быть, это было покушение…
— Но в таком случае кто-то должен был подать Антонию отравленную еду или вино, — предположил Сервилий.
— Токул. Брат! — решила матрона.
— Бальбина. Жена! — возразил её муж.
— А почему не Глафира, в таком случае? — предположил патриций. — Антоний часто обедал у неё, и футляр, который она только что дала мне, выглядит довольно подозрительно. Завтра утром покажу его врачевателю Иппаркию. Что касается тебя, Помпония, то ты вполне заслуживаешь звания префекта стражей порядка!
Матрона вытянулась по стойке смирно, словно легионер, слушающий похвалу своего центуриона, и при этом так разволновалась, что даже большая порция жареной дорады и две тарелки раков не смогли успокоить её.
XXII
ЗА ЧЕТЫРЕ ДНЯ ДО ИЮЛЬСКИХ НОН
Иппаркий сидел за длинным мраморным столом в таблинуме и рассматривал содержимое аптекарского футляра.
— Какие замечательные пузырьки! И как красиво они расставлены от большого к малому! t — Согласен, но только что в них? — спросил Публий Аврелий, решив подарить их врачевателю, как только закончит расследование.
— Не торопись! Спешка — враг наблюдения! Изучим сначала вот этот… — сказал Иппаркий, высыпая содержимое пузырька на белую льняную тряпочку, потом с необычайно осторожностью взял щепотку и, понюхав, хорошенько растёр её между пальцами. — Кедровая смола, смешанная с оливковым маслом, — сказал он. — Эту смесь женщины используют, когда не хотят забеременеть.
— Ничего странного, это ведь принадлежало куртизанке.
— Три пузырька заполнены лекарственными веществами, которые изготовили совсем недавно. В остальных — пусто, но остались следы каких-то снадобий, которые нелегко удалить, — определил Иппаркий, сунул в пузырёк тонкую палочку и тут же извлёк её с какой-то зелёной пастой на кончике.
— Это яд? — испугался Аврелий.
— Ну что ты! — возразил Иппаркий. — Готов поклясться, что это перетёртая сальвия… Но, видимо, очень старая, потому что запаха почти нет».
— И какой ты делаешь вывод из всего этого? — в растерянности спросил патриций.
— Твоя гетера, должно быть, опустошила эти пузырьки для того, чтобы поместить в них какие-то свои средства, но поскольку отмыть их довольно трудно, использовала только три пузырька. Что же касается футляра, то он, конечно, аптекарский, о чем говорит вот эта вещь, — Иппаркий указал на палочку, которой уже воспользовался. — Видишь, она заканчивается крохотной ложечкой, чтобы легче было доставать самое малое количество препарата.
— И это тоже инструмент врача? — спросил Аврелий, взяв другую палочку, лежавшую на дне футляра.
— Нет, это простая костяная палочка. Наверно, владелец пузырьков смешивал ею порошки, хотя мне кажется, что для этого она слишком толстая, — ответил Иппаркий и собрался откланяться, спрятав причитающийся ему гонорар.
Твои расценки становятся все выше, — отметил патриций.
— В счёт вписана и укрепляющая микстура, которую управляющий попросил для беременной служанки.
— Ты серьёзно? — переспросил потрясённый сенатор и удивился: возможно ли, чтобы он, хозяин, всегда последним узнавал о том, что творится в его доме?
— Значит, ты здесь ни при чём? А ведь очень красивая девушка. С великолепной чёрной косой, томными глазами и длинными-длинными ногами… — лукаво подмигнул врачеватель, чей преклонный возраст не мешал ему оценивать женские прелести. Патриций кивнул: Астерия молода, привлекательна и достаточно беспечна. Если только…
— А ты осмотрел её?
— Нет, Парис сказал, что нет необходимости, — и врачеватель удалился.
У Аврелия возникло одно подозрение, но он тут же отбросил его, как слишком невероятное. Однако нужно будет на днях откровенно поговорить с управляющим…
Тут как раз влетел запыхавшийся Кастор и с жадностью, словно погонщик верблюдов после долгого перехода по пустыне, схватился за амфору с сетин-ским.
— Я нашёл старуху, мой господин, но это стоило мне кошелька! Пустого, разумеется. Пришлось позволить украсть его у меня, чтобы разыграть из себя доверчивого простака, который впервые оказался в этом районе, пользующимся дурной славой. Пока какая-то стерва отвлекала меня разговорами, её сообщник стянул мой пустой кошелёк из-под туники. Надо сказать, довольно непрофессиональным образом. Увы, старое и благородное искусство воровства исчезает, и сегодняшняя мо лодёжь не способна даже палку украсть у слепого! — посетовал Кастор.
— Короче, где она живёт?
— Если пройдёшь холм Тестацеус и свернёшь в первый переулок направо, то напротив городского фонтана увидишь домишко в два этажа, приткнувшийся между инсулами[60]. Вот там и живёт эта мегера, которую, кстати, зовут Пика. Похоже, эту недвижимость записал на неё сам Токул после смерти жены.
— А умерла она в Вайях, куда переехала после развода, — вспомнил сенатор. — Авзония, должно быть, сестерциев не считала: ведь там жизнь намного дороже, чем в Городе! Но с чего бы это вдруг прижимистый Токул так расщедрился сначала по отношению к жене, а потом и к служанке? Разве что пытался купить их молчание? — рассуждал сенатор.
— Молчание о чём? — не понял Кастор.
— Именно это я и собираюсь узнать: завтра навещу старуху.
— А
