бы знал, как я ненавижу одно только его имя, не говоря уже о человеке! Если то, что я услышал, я понял верно, то он все-таки получил Азу. Мою жену! Нет, не могу сейчас об этом думать! Мне нужно выбираться, нужно действовать, нужно узнать все, что произошло за прошедшие годы, нужно забрать своего ребенка, которого я в глаза не видел, да что там, я даже не знаю мальчик это или девочка! А Аза… Она все еще моя жена? Если она теперь с Булатом, то как теперь она… Нет, не сейчас! Блядь, я не могу об этом думать! Я даже не знаю, куда я бегу, не знаю, послали ли они погоню. Нужно собраться. Валить отсюда к черту и все тщательно обдумать, а потом уже начать действовать. Таков план. Это то, что сделал бы человек, желающий выжить. Но проблема в том, что я не этого хочу… Жажда убивать сейчас горит во мне гораздо сильнее, чем желание пережить эту ночь.
* * *
Похороны моего свекра проходят, как и ожидалось, с пышностью и апломбом. Мне даже удается на пять минут поговорить с отцом, приехавшим в Москву ради этого последнего прощания, но он быстро покидает меня, чтобы пообщаться с более важными персонами. Не то, чтобы я против. Я люблю своего отца, но он не самый легкий и приятный собеседник.
Вечером того же дня Булат стучится в мою комнату, которая теперь располагается в женском крыле, как положено, и я приглашаю его войти, приказав горничной принести нам чаю по интеркому.
– Ну, как ты? – задаю глупый вопрос, потому что не знаю, с чего начать разговор.
Он только что потерял своего отца и я не знаю слов, которые могли бы утешить его. Хорошо хоть, что Булат держится стоически и ничем не показывает своего горя. Ему намного сложнее было сдерживаться, когда недавно мы потеряли нашу милую Раяну. Бедняжка только начинала жить, но погибла, не дожив даже до двадцати лет. Такое ощущение, что на семью Тагировых легло чье-то проклятие, потому что члены этой семьи продолжают умирать один за другим, а началось это с моего… С Джалала.
– Нормально, – говорит Булат, серьезно глядя на меня темными глазами. – Нам нужно обсудить кое-что важное, Аза.
Его тон достаточно напряжен, чтобы я забеспокоилась. Обычно Булат очень мягок со мной. Он старается не приближаться ко мне на слишком короткое расстояние и неизменно разговаривает спокойным, мягким тоном, словно я дикий зверек, способный убежать в ужасе от любого неосторожного слова. Я сама создала у него такое впечатление, когда категорически отказалась подпускать его к себе после нашей свадьбы вскоре после смерти Джалала, и Булат решил, что я так реагирую, потому что его брат плохо со мной обращался. Он счел меня несчастной, забитой жертвой домашнего насилия и я не стала его переубеждать, потому что не хотела вступать с ним в брачные отношения, а он не стал настаивать на своих правах, как это сделал когда-то Джалал.
А уже через пару месяцев, Булат и вовсе переехал из этого дома в городскую квартиру, а меня вообще перестал воспринимать, как жену, общаясь со мной так же, как и с любым другим членом семьи. Тогда мы этого не знали, но оказывается, он встретил девушку, в которую влюбился, и тайно женился на ней, скрыв от семьи, и хотя отец, узнав правду, заставил его развестись с ней, ко мне он ближе после этого не стал и я только рада, потому что с годами начала воспринимать его скорее как брата или кузена, а не как мужа, на что надеялся мой свекор, мечтающий о внуке – продолжателе рода.
– Об этом известно очень немногим людям, но ты должна знать правду, потому что в ближайшее время тебе придется провести под строгой охраной, – начинает говорить Булат. – Папа умер не из-за проблем с сердцем, Аза. Его убил Джалал. Он, оказывается, жив.
Эти слова наваливаются на меня тяжелой каменной грядой. Джалал жив. Джалал умер. Как же легко эта семья обрушивает на меня новости, которые разрывают в клочья то, что осталось от моего сердца! Что мне делать? Какую реакцию проявить, когда оплакивать мужа-предателя, убившего собственного брата, запрещается, как бы сильно я не любила его, как бы моя душа не разрывалась от боли после его потери? И как скрыть тот факт, что сейчас мне хочется плакать столь же сильно, как в день его смерти, потому что невозможно передать моего горя по той глупой, наивной девочке, которая искренне влюбилась в монстра и даже зная все его грехи, даже слыша, что он и своего пожилого отца не пожалел, встрепенулась, подняв голову, где-то глубоко внутри меня, просыпаясь после пятилетнего сна?
Булата, кажется, не удивляет моя истерика. Он терпеливо ждет, легонько похлопывая меня по плечу, пока я рыдаю навзрыд, согнувшись пополам в кресле, в котором сижу. Мне настолько больно, что сердце, кажется, вот-вот остановится.
– Он не доберется до тебя, Аза, – обещает мой… кто? Муж ли? Деверь? Брак с которым из них действителен? – Я клянусь, что защищу тебя! Понимаю, тебе страшно, но если ты будешь следовать правилам безопасности, то он никогда не сможет подобраться к тебе.
Мне приходится взять себя в руки, потому что за прошедшие годы мой инстинкт самосохранения значительно обострился в этом змеином гнезде.
– Я боюсь, – нагло лгу, глядя в глаза Булату и пытаясь остановить свои бессмысленные слезы. – Что теперь будет?
На самом деле, мне все равно. Мне так больно, я так запуталась в собственных эмоциях, что приди сейчас Джалал и приставь пистолет к моему лбу, я бы только обрадовалась возможности обрести вечный покой. Но если он и придет, то явно не за мной. Едва ли я что-то для него значу, иначе он не пропадал бы где-то пять лет, забыв о том, что у него есть жена. Нет, ему нужно что-то от Тагировых и именно Булат тот, кто должен остерегаться, потому что Джалал всегда алчно рыщет, пока не получает то, чего пожелал. Его ничто не остановит, если он взял себе цель добиться чего-либо.
– Я не успокоюсь, пока Джалал не будет пойман и не ответит перед законом за свои преступления, Аза, – уверенно заявляет Булат. – Ему светит большой срок, так что как только он сядет, я позволю тебе покинуть этот дом и ты сможешь построить свою жизнь так, как сама того захочешь, не оглядываясь ни на мою семью, ни на свою. Тебе
