не следовало ли дорогому Питеру и раньше налечь на спиртное.
— Хотите еще «мартини»?
— Лучше не надо, а то я тоже переберу.
Мне надоела розовая «водичка»[48], поэтому на обед мы заказали бутылку настоящего вина. Она честно выпила свою долю и заговорила о литературе. Испытывала ностальгию по Дорнфорду Йейтсу[49], в шестом классе всем остальным предпочитала Хью Уолпола[50], а теперь уважительно отзывалась о сэре Чарльзе Сноу[51], которого, по ее разумению, произвели в рыцари, как и сэра Хью, за служение литературе. Должно быть, я по уши влюбился в нее, иначе нашел бы ее наивность невыносимой… а может, я тоже немного перебрал. Тем не менее, чтобы прервать поток ее литературных суждений, я спросил, как ее настоящее имя, и она ответила: «Все зовут меня Пупи». Я вспомнил «РТ» на ее чемоданах, но в голове в тот момент вертелись только два имени, Патриция и Прунелла. «Тогда я буду звать вас просто — Вы», — пообещал я.
После обеда я выпил коньяку, а она — кюммеля[52]. Часы показывали половину одиннадцатого, эти трое все не возвращались, но она, похоже, более о них не волновалась. Сидя в баре рядом со мной (официант то и дело поглядывал на нас, намекая, что ему пора гасить свет и закрывать заведение), она привалилась ко мне, положила руку мне на колено и говорила что-то вроде: «Как это прекрасно, быть писателем». Размякнув от коньяка и нежности, я не собирался с ней спорить. Вновь начал рассказывать ей о графе Рочестере. Наелся уже и Дорнфордом Йейтсом, и Хью Уолполом, и сэром Чарльзом Сноу. Даже хотел продекламировать стихотворение, пусть никоим образом и не мог помыслить себя в подобной ситуации:
«Не укоряй меня в непостоянстве,
Что сердце я разбил, нарушил свой обет;
Скажи спасибо, что каким-то чудом
С минуту был я верен, был я твой.
Минута показалась в жизнь длиной…»
Нарастающий шум (какой отвратительный шум!) двигателя «спрайта» поднял нас на ноги. И действительно, небеса отвели нам только несколько мгновений в антибском баре.
Тони пел; мы слышали его голос, разносившийся по бульвару генерала Леклерка; Стивен вел автомобиль с предельной осторожностью, в основном на второй передаче, а Питер — мы это увидели, когда вышли на террасу — сидел на колене у Тони, точнее сказать, примостился на нем и подтягивал припев. Я разобрал только:
«…Крутые белые бока,
И статью сердце моряка
Пленила ты, надежда флота Королевы».
Если бы они не увидели нас на лестнице, думаю, проехали бы мимо отеля, не заметив его.
— Вы пьяны, — с удовольствием отметила девушка. Тони обнял ее за талию и взбежал с ней по ступенькам на террасу. — Будьте осторожны, — предупредила она. — Уильям напоил и меня.
— На Уильяма всегда можно положиться.
Стивен осторожно вылез из-за руля и уселся на ближайший стул.
— Все хорошо? — спросил я, сам не зная, что хотел этим сказать.
— Дети были очень счастливы и очень, очень расслабились.
— Мне надо в туалет, — заявил Питер, похоже, говорил сам с собой, и нетвердым шагом поднялся по лестнице. Девушка протянула ему руку, и я услышал, как он бормочет: «Прекрасный день. Прекрасные места. Прекрасный…» Она посмотрела на нас, одарила улыбкой, веселой, уверенной, счастливой. Как и в первый вечер, когда молодожены раздумывали, выпить ли им коктейль, они удалились в отель и из номера больше не вышли. Последовала долгая пауза, а потом Тони довольно хохотнул.
— Похоже, вы провели прекрасный день, — заметил я.
— Дорогой Уильям, сегодня мы многого достигли. Вы никогда не видели Питера таким detendu[53].
Стивен сидел молча. У меня создалось впечатление, что этот день сложился для него не слишком удачно. Интересно, могут люди охотиться вдвоем, деля добычу пополам, или один все равно остается в проигрыше? Слишком седые волосы, как и всегда, лежали безупречными волнами, на щеке больше не темнел синяк, но я заметил на его лице тень страха перед будущим.
— Как я понимаю, благодаря вашим стараниям он совершенно пьян?
— Не от спиртного, — уточнил Тони. — Мы же не вульгарные соблазнители, не так ли, Стивен?
Но Стивен промолчал.
— Тогда чего же вы достигли?
— Le pauvre petit Pierre.[54] Он был в ужасном состоянии. Практически, убедил себя, а может, это она его убедила, что он — impuissant[55].
— У вас большие успехи по части французского.
— По-французски это звучит более деликатно.
— И с вашей помощью он выяснил, что это не так?
— После того, как удалось преодолеть его девственную застенчивость. Или почти девственную. Школа все-таки не проходит бесследно. Бедная Пупи. Она просто не знала, что и как нужно делать. Дорогой мой, потенция у него о-го-го. Куда ты идешь, Стивен?
— Я иду спать, — ровным голосом ответил Стивен и в одиночестве направился к дверям отеля.
Тони посмотрел ему вслед, и я уловил во взгляде нежное сожаление и легкую печаль.
— Сегодня у него разболелась спина. Приступ ревматизма, знаете ли. Это у него хроническое. Бедный Стивен.
Я подумал, что и мне бы хорошо отправиться на покой, пока я не услышал от него: «Бедный Уильям». В этот вечер благожелательность Тони не знала границ.
8
Наутро, впервые за долгое время, на террасе я завтракал совсем один. Женщины в твидовых юбках уже несколько дней как уехали, но вот «молодые люди» всегда спускались к завтраку раньше меня. Впрочем, мне, в ожидании кофе, не составляло труда придумать несколько возможных оправданий их отсутствию. К примеру, ревматизм… хотя Тони никак не годился на роль сиделки у постели обездвиженного партнера. Существовала, пусть и малая, вероятность того, что они устыдились содеянного и избегают встречи со своей жертвой. Что же касается жертвы… я тяжело вздохнул, представив себе, какие печальные откровения принесла с собой прошедшая ночь. И еще больше винил себя за то, что все это время молчал. Конечно же, мне удалось бы более мягко донести до нее правду. А муж… муж наверняка поставил ее перед фактом. И, тем не менее, какие же мы эгоисты, когда дело касается наших собственных страстей: я радовался, что окажусь рядом с ней, помогу утереть слезы, нежно обниму, утешу… Я с головой погрузился в сладкие грезы, но тут девушка сбежала по ступенькам на террасу, и мне хватило одного взгляда, чтобы понять, что в утешениях она не нуждается.
Она стала прежней, какой я увидел ее в первый вечер:
