class="p1">— Как раз он пытается это сделать, — ответила она неожиданно грубовато, как школьница, и невесело усмехнулась.
— Мы уехали на неделю, сменили обстановку, и все пошло как по маслу. Десять первых дней постарались забыть, зато последующие десять лет были счастливы. Очень счастливы. А синдром этот может возникнуть из-за комнаты, цвета занавесок, даже плечиков, на которые вешают пиджак. Это состояние могут вызвать пепельница с надписью «Перно», стойки кровати… — И тут я вновь повторил единственное заклинание, которое вертелось в голове. — Увезите его домой.
— Это не поможет. Он разочарован, в этом все дело. — Она посмотрела на свои длинные, затянутые в черное ноги. Мои глаза проделали тот же путь, потому что я действительно хотел ее, в этом не могло быть никаких сомнений. А она с искренней убежденностью добавила. — Раздевшись, я становлюсь некрасивой.
— Вы мелете чушь. Просто не понимаете, какую вы мелете чушь.
— О нет, отнюдь. Видите ли… все начиналось хорошо, но потом он коснулся меня, — она положила руки на грудь, — и все пошло не так. Я всегда знала, что гордиться мне нечем. В школьном общежитии мы устраивали конкурс… это было ужасно. Моя грудь была самой маленькой. Я — не Джейн Мэнсфилд[47], будьте уверены, — вновь безрадостный смешок. — Помнится, одна из девушек посоветовала мне спать, положив подушку на груди, они, мол, постараются освободиться и, следовательно, будут расти. Естественно, не помогло. Сомневаюсь, что эта идея имеет научную основу. — Она на секунду замолчала. — В ту ночь я просто обливалась потом, так мне было жарко.
— Питер не производит впечатления человека, который хотел бы жениться на Джейн Мэнсфилд.
— Вы, наверное, не понимаете? Если он находит меня уродиной, то все бесполезно.
Я хотел согласиться с ней. Возможно, причина, на которую она ссылалась, оказалась бы менее болезненной для нее, чем правда, и очень скоро нашелся бы тот, кто сумел бы доказать, что она красива и желанна. Я и раньше замечал, как часто очаровательные женщины считают себя чуть ли не уродинами, но так и не смог притвориться, будто понимаю ее и согласен с ней.
— Вы должны мне верить. С вами как раз все нормально, говорю вам об этом со всей ответственностью.
— Вы такой милый. — Ее взгляд скользил по мне, как луч маяка, который ночью добирается до музея Гримальди, а спустя какое-то время возвращается и с полным безразличием освещает все окна на фасаде нашего отеля. Она продолжила. — Питер обещал вернуться к коктейлю.
— Если вы хотите немного отдохнуть… — Мы ненадолго сблизились, но теперь все отдалялись и отдалялись друг от друга. Если бы я был более настойчивым, возможно, в итоге она бы этому только порадовалась… разве общепринятые нормы морали требуют, чтобы девушка оставалась связанной, если ее связали? Они обвенчались в церкви, она, возможно, добропорядочная христианка, и я знал церковные законы: в этот миг она могла освободиться от Питера, разорвать их союз, но через день или два те же самые законы подтвердили бы, что все сделано по правилам, и брак заключен на всю жизнь.
И при этом я не хотел давить на нее. Может, я дал волю воображению? Может, все дело действительно в синдроме ожидания неудачи? Может, вскоре все трое вернутся, молчаливые, раздраженные, и синяк теперь украсит щеку Тони? Я бы порадовался, увидев его. Эгоизм увядает вместе со страстями, которые его порождают. Думаю, я испытал бы подлинное удовольствие, увидев ее счастливой.
Поэтому мы вернулись в отель, на обратном пути практически не разговаривали, она прошла в свою комнату, я — в свою. Но закончилось все не трагедией, а комедией, скорее даже фарсом, вот почему этот эпизод моих воспоминаний получил название, более всего подходящее именно для фарса.
7
Меня разбудил телефонный звонок. Несколько мгновений я метался, ослепленный темнотой, пытаясь найти выключатель. По пути сшиб лампу с прикроватного столика. Телефон продолжал звонить, я безуспешно пытался нащупать трубку, и на пол полетел стакан из ванной, из которого я перед тем, как уснуть, выпил виски. Светящийся циферблат часов подсказал мне, что уже половина девятого. Телефон все звонил. Я сумел скинуть трубку с рычага, но при этом перевернул пепельницу. Не смог поймать провод, чтобы подтянуть трубку к уху, и потому закричал в сторону телефона: «Алло! Алло!»
С пола донесся какой-то писк, я истолковал его как вопрос: «Это Уильям?»
— Подождите! — крикнул я, и уже окончательно проснувшись, вспомнил, что выключатель у меня над головой (это в моей лондонской квартире он находился над прикроватным столиком). Пока я зажигал свет, с пола доносилось нетерпеливое повизгивание, чем-то напоминавшее стрекотание цикад.
— Кто говорит? — раздраженно спросил я, а потом узнал голос Тони.
— Уильям, что случилось?
— Ничего. Где вы?
— У вас упало что-то огромное. У меня до сих пор звенит в ухе.
— Пепельница.
— Вы всегда швыряетесь пепельницами?
— Я спал.
— В половине девятого? Как можно, Уильям! Как можно!
— Где вы? — повторил я.
— В маленьком баре, который миссис Кларенси назвала бы «Монти».
— Вы обещали вернуться к обеду.
— Вот почему я и звоню. Я чувствую свою вину, Уильям. Вас не затруднит сказать Пупи, что мы немного задержимся? Пообедайте с ней. Займите разговором, вы это умеете. Мы вернемся к десяти.
— Вы попали в аварию?
Я услышал, как он хохотнул.
— Нет, аварией я бы это не назвал.
— Почему Питер сам не звонит ей?
— Говорит, что не в настроении.
— Так что мне ей сказать? — Но в трубке уже слышались гудки.
Я поднялся с кровати, оделся и только потом позвонил ей. Она ответила сразу, должно быть, ждала у телефона. Я передал слова Тони, попросил встретиться со мной в баре и положил трубку, прежде чем она начала задавать вопросы.
Оказалось, что прилагать особые усилия, чтобы прикрыть эту троицу, мне не пришлось: девушка обрадовалась, что хоть кто-то позвонил. Как выяснилось, с половины восьмого она сидела, будто на иголках, думая о том, какие опасные повороты на горных дорогах и какие глубокие там пропасти. Когда раздался мой звонок, она поначалу решила, что звонят из полиции или из больницы. И только выпив два «мартини» и вдоволь посмеявшись над своими страхами, спросила: «А почему Тони звонил вам, а не Питер — мне?»
— Насколько я понимаю, — ответ я заготовил заранее, — у него внезапно появилось срочное дело. Пришлось отправиться в туалет.
Она смеялась до слез, словно отменной шутке.
— Вы думаете, они немного перебрали? — спросила она.
— Меня это не удивит.
— Дорогой мой Питер, — проворковала она, — он заслужил день отдыха. — И я не мог не задаться вопросом, а
