Тихо. Пусто.
Сердце болело так отчаянно, что казалось не выдержу. Отправлюсь следом.
Эта боль была во сто крат сильнее физической. Я даже не пыталась вникнуть в деликатные слова врача, пытавшегося рассказать о моем состоянии. Мне было все равно. Переломы, сотрясение мозга, какие-то внутренние повреждения. Все это неважно.
Больница, в которой я очнулась, была непростой. Идеально вышколенный, приветливый персонал, элитные врачи, новейшее оборудование, все удобства. Явно меня туда пристроили Бархановы, но за все время, что я там пролежала, Артур так ни разу и не пришел.
Он просто вычеркнул меня из своей жизни, напоследок решив вылечить вдову своего любимого непогрешимого брата. Для очистки совести. Как милостыню бросил.
Да, я была благодарна за это. За то, что не оставил в общественной больнице, за то, что обеспечил комфорт и квалифицированную медицинскую помощь. Благодарна, но променяла бы все это на один его визит. На то, чтобы посмотреть в любимые глаза и увидеть там отзыв, тепло, почувствовать, что я не одна, но он так и не появился. Даже ни разу не позвонил, не написал.
Тем временем меня лечили. Хорошо, качественно, на совесть. Отличные врачи плюс молодой, сильный организм — и все заживало «как на собаке». Я поправлялась настолько быстро, насколько это вообще было возможно. Наверное, надо было радоваться, но мне было все равно. Настолько, что, не дожидаясь, когда Бархановская «милостыня» закончится и меня выкинут на улицу, я сама ушла из больницы.
Первое время было сложно. Моталась по дому, не зная, что делать, куда податься. О том, чтобы вернуть на прежнюю работу — не было и речи. Искать что-то новое — не получалось. Сил не было, ни моральных, ни физических.
Как ни странно, но к тому, чтобы идти дальше меня подвигла мать. Вернее, ее недовольство, которое она неустанно демонстрировала с того самого момента, как я вернулась домой.
— У тебя же квартира была!
— Не у меня, а у мужа, — хмуро отвечала я.
— Она тебе по закону должна была отойти! — не сдавалась мать, которой мешало присутствие дочери в квартире. Некуда стало своего Сергея приглашать, негде любовь крутить и личную жизнь налаживать.
— Мне ничего не от него не осталось.
Это я знала наверняка, потому что единственным человеком, навестившим меня в больнице, был адвокат Бархановых, сообщивший, что никакого наследства от мужа мне не положено.
Я не расстроилась, а вот маменька пришла в ужас:
— Это какой женой надо было быть, чтобы муж тебя из завещания исключил?!
— Наверное, ужасной, — я равнодушно пожала плечами и в тот же день нашла себе съемную квартиру на другом конце города.
Подальше ото всех. Хотя кто меня будет искать? Никто!
Я знала, что он больше не появится в моей жизни, наши пути окончательно разошлись и глупо на что-то надеяться. Артур ко мне не придет, я к нему тоже. Нет смысла пытаться что-то объяснять, доказывать. Меня не слушали при жизни Кира, и уж тем более не станут слушать после его смерти. Наоборот, скажут, что я неблагодарная тварь, пытающаяся очернить его светлую память. Я навсегда останусь подлой предательницей.
Пусть так. Мне уже все равно. За свои ошибки я заплатила сполна.
Вскоре после переезда нашлась и работа. Совсем не та, о которой я мечтала — менеджером в небольшом баре. По крайней мере так было записано в моем трудовом договоре. На деле же я была и секретарем, и официанткой, и поломойкой и, черт его знает, кем еще. Начальство экономило на всем и очень радело за оптимизацию, придерживаясь принципа «больше заваливай работой, меньше плати».
Я никогда не жаловалась. На еду хватает? Да. На съем квартиры? Тоже. А больше мне ничего и не надо.
Мне вообще ничего не надо.
* * *
На часах почти десять. От новых туфель гудят ноги, от музыки и суеты — голова. Хочется домой. К счастью, сегодня у меня «короткая» смена — до полуночи, так что осталось продержаться совсем немного.
— Ника! — ко мне подбежала Леночка, — смени меня в зале! У меня стрелка на колготках поехала!
Она выставила вперед свою упитанную голяшку, затянутую черными колготками, по которым не спеша ползла стрелка.
В зал идти совершенно не хотелось, но и Ленку обижать тоже. Она девочка отзывчивая, всегда идет навстречу, всегда помогает. Мне несложно ее выручить, тем более, когда занят по завязку — время бежит быстрее.
— Давай, Никусь! Там только один новый стол, у всех остальных уже заказано, да не по одному разу, — она отошла в угол подсобки и, укрывшись за неказистой ширмой, начала стягивать испорченную вещь, не забывая при этом ворчать, — уму не постижимо. Третьи колготки за неделю. Никакой зарплаты не хватит.
Я не стала слушать дальнейшие причитания на эту тему, поправила бейджик на груди, прихватила электронный блокнот и пошла в зал.
Привычный полумрак, ненавязчивая музыка, шум разговоров со всех сторон. Пьяные россказни о том кто, где, как и с кем. В одном углу женщины жалуются на мужей, в другом чьи-то мужья хвастаются любовницами. Печальный художник уныло рисует в блокноте и меланхолично прикладывается к бутылке. Одинокий мужик, горьким взглядом гипнотизирует пустую стопку. Компания молодых и шумных громко смеется над очередным плоским анекдотом.
Все, как всегда.
Новых посетителей я обнаружила за столиком недалеко от входа. Четверо серьезных мужчин в дорогих деловых костюмах. Как их занесло в наше скромное заведенье? Им бы подошло какое-нибудь другое место, более пафосное и дорогое, а не наш маленький бар с тонким меню и скрипящими стульями.
Впрочем, меня это не касается. Пришли, значит будем обслуживать.
— Добрый вечер. Что будете заказывать? — я натянула дежурную улыбку и включила блокнот.
— Нам бы, девушка, нормально поесть, — произнёс улыбчивый рыжий мужчина с таким разворотом плеч, что и Алеша Попович позавидовал бы, — у нас была просто кошмарная встреча.
— У тебя все встречи кошмарные, если на них не кормят, — подал голос второй мужчина — брюнет с узким, изнеможённым лицом, но веселыми глазами.
— Кто не ест, тот не работает.
— Жаль тебя расстраивать, но ты неправильно запомнил поговорку.
— Да неважно, — отмахнулся здоровяк, — в общем, нам мяса и побольше. На ваше усмотрение. И самого лучшего виски.
— Хорошо, — я сделала пометку в блокноте, — что-то еще?
Трое из компании заказали еще какие-то мелочи, а четвертый, сидящий ближе всех, молчал. Мне не хотелось через пять минут снова бежать к их столу, если ему вдруг приспичит что-то дозаказать, поэтому обратилась к нему напрямую.
— А вам…
Слова застряли в горле, когда наткнулась на колючий взгляд.
Глаза цвета янтаря, с темной каемкой. Те самые, что преследуют меня по ночам.
