телефону, я слышу гудки, Руслан осматривает всё тело.
А я… а я умираю, кажется.
Я стою столбом. Меня парализовало. Я не могу сдвинуться с места и сделать хоть что-то, хоть чем-то помочь. Мальчики делают что-то, кто-то кричит, а я просто смотрю. Смотрю на безжизненное тело и закрытые глаза…
И начинаю рыдать.
Это так страшно, господи, как это страшно!
Я словно со стороны слышу свой крик, и чувствую хватку на плечах, только это дает мне понять, что я сижу на коленях у лица Дамира.
— Не смей, слышишь! Не смей умирать, ты еще не научил меня драться, ты помогаешь старушке, тебе еще нужно починить машину, не смей!
— Ань, Ань, отойди от него, Аня! — я плохо понимаю, что несу абсолютную чушь. Я даже не понимаю, кто меня оттаскивает от Дамира, крепко держа за плечи.
Меня накрывает натуральной истерикой, мне так страшно, как никогда до этого.
Я вижу людей в халатах, скорая приезжает очень быстро. Я смотрю как они грузят его на носилки и закрывают двери. А он всё еще не шевелится.
Вместе с ним вызывается ехать Ярослав, и только в ту секунду я понимаю, что держал меня всё это время он.
Ищу глазами Руслана. Он стоит с близнецами и теми двумя, кого им удалось задержать.
Подхожу на негнущихся ногах, глазами провожая скорую.
У меня полное ощущение, что я сплю. Или попала в какой-то фильм ужасов. Я не понимаю, я иду на автопилоте, с трудом сдерживая тошноту от огромной лужи крови.
— Руслан, — зову хрипло. — Давай пожалуйста поедем к нему.
— Малых, сейчас приедут менты, а у нас тут вот, — он кивает на двоих мужчин, смотреть на которых я просто не могу. Не хватает на это сил. — Я наберу Яру, спрошу в какую больничку его укатили, и тогда езжай с Филом, идет?
Я, кажется, киваю. И иду к Филу — это тоже один из компании парень. Наверное, это он вызвал скорую.
Он сгребает меня одной рукой к себе и укачивает как ребенка, когда подхожу к нему.
— Боишься? — спрашивает, отводя меня в сторону машину.
— Очень, — киваю. Мне не просто страшно. Мне жутко от всего, что произошло. И почти холодно от понимания, что Дамир может…
Господи.
Я снова реву. Фил узнает номер больницы и мы едем туда. Тут совсем недалеко.
Тут суета. Все куда-то бегают и делают что-то. Нам удается найти Ярослава и это проще, чем спросить что-то у врачей.
— Что с ним? — шепчу не своим голосом, падая на лавку рядом. Мне кажется, у меня отобрали все силы.
Я так сильно по нему скучала, сидя во дворе.
А сейчас я просто молюсь, чтобы он жил.
— У него три ножевых. Под ребра, плечо и в бедро. Там какая-то артерия, что ли, я не разбираюсь нихуя. Короче крови дохерища потерял. Пульс никакой, давление так же. А еще хер знает, задето ли что-то внутри. И есть ли переломы от ударов тоже пока неизвестно.
— Господи… — закрываю лицо руками и стараюсь глубоко дышать. Это… это невозможно просто. За что ему всё это?
Мы сидим долго. Кажется, целую вечность, молча пялясь в одну точку, пока к нам не выходит врач.
Я подскакиваю тут же, забывая обо всех правилах приличия. Мне плевать на них сейчас.
— Доктор, как он?
— Жив, — кивает. Уже легче, — но состояние тяжелое. Была повреждена бедренная артерия, мы остановили кровотечение и наложили швы. Также была задета часть кишечника и мягкие ткани. Перелом двух ребер и руки. Но парень потерял очень много крови из-за повреждения артерии. Очень много.
— Возьмите мою, — вскакивает Ярослав.
— Дело в том, что у вашего друга очень редкая группа крови. И хоть она является универсальной, во избежание иммунных реакций следует переливать только группу крови, идентичную той, что у пациента. Он не в том состоянии, чтобы бороться еще и с попаданием другой крови в организм. У нас было немного крови четвертой отрицательной группы, но к сожалению этого очень мало. Если вы найдете доноров, то…
— У меня четвертая отрицательная, — говорю, отмирая. Кровь мне досталась от папы. Самая редкая. Никогда не думала, что может пригодиться. — Сколько нужно, только спасите его…
— Ань? — говорит Яр, но я не отвечаю. Чувствую, как в глазах снова собираются слёзы.
— Подпишете согласие на прямое переливание?
— Что угодно, — шепчу дрожащими губами.
— Тогда пройдемте со мной.
Глава 23. Аня
Я до чёртиков боюсь уколов. С самого детства и по сей день меня колотит при виде иголки от шприца. Я даже мечтала поступить в медицинский, но из-за этого страха отказалась от мечты и пошла на сценариста. Всегда когда в детстве болела до последнего не признавалась маме с папой, что плохо себя чувствую, только мы мне не кололи уколы.
Сейчас я лежу на кушетке рядом с Дамиром, мне вводят огромную иглу в вену, чтобы делать переливание, но я вообще не боюсь.
Мен крупной дрожью бьёт от вида Дамира, и думать о каких-то уколах даже не хочется.
Он такой… Я не знаю. В горле ком, а в глазах слёзы.
Рука синяя и опухшая, на лице ссадины, а губа разбита так сильно, что я прикусываю свою до боли, словно это может чем-то ему помочь.
Плечо перебинтовано — там ножевая рана. Ребра стянуты повязкой, а чуть ниже рана и швы, которые еще не успели закрыть пластырем. Ниже пояса он прикрыт простыней, и я даже боюсь представить, какая рана на бедре, раз была задета артерия и он чуть не истек кровью…
Я немного щурюсь, когда игла протыкает кожу, но взгляд от Дамира не могу оторвать. У меня не получается, словно примагнитили…
Он жутко бледный. Татуировка на руке выглядит ярким пятном на почти прозрачной сейчас коже. Он подключен ко всяким приборам, что-то противно пищит,
