– Говорю же, тебя захотел увидеть, – растягивает шубы в шальной улыбке. – В это так сложно поверить?
Вообще-то да, сложно. Но я предпочитаю умолчать об этом.
– Ну… Проходи тогда, – растерянно веду рукой в сторону кухни. – Только не шуми, ладно? Данька уже спит…
Вавилов кивает и устремляется в указанном направлении. Медленно выдыхаю и, проследовав за ним, плотно закрываю за собой дверь. Что-то мне подсказывает, что этот вечер будет нелегким.
Глава 40
Вавилов останавливается по центру комнаты и вперяется в меня долгим внимательным взглядом. Он смотрит так, будто впервые меня видит. Изучающе, пристально, напряженно. А еще с вызовом. Словно ему есть, что сказать.
Натягиваюсь тонкой струной и внутренне трепещу. Я почти физически ощущаю, как моя выдержка надламывается и медленно осыпается в крошево. От нарастающих предчувствий теснит в груди, а гулкий стук собственного сердца отдается в висках.
– Как звали твоего бывшего? – ни с того ни с сего спрашивает Вавилов. – Ну того, из-за которого ты еще плакала в офисном туалете.
Чего-чего, а такого вопроса я никак не ожидала. Аж рот приоткрыла от растерянности.
– Дима, – без задней мысли отвечаю я. – А что?..
– Да так, – на губах мужчины появляется хищная улыбка. – Ты ведь утверждала, что он отец Даниила, верно?
– Д-да, – заикаюсь от ужаса, потому что его тон мне категорически не нравится.
– Тогда почему отчество у твоего сына Александрович, а не Дмитриевич? – щурит глаза. – А, Ангелина?
Застываю на месте, подобно статуе. Время резко замедляется, а пространство вокруг перестает существовать. Я больше не вижу ни своей кухни, ни Вавилова, ни сумеречного пейзажа за окном. Все мое внимание устремляется в прошлое. В тот роковой миг, когда я решила дать Дане отчество родного отца.
Помнится, родители меня отговаривали. Предлагали сделать сына Ивановичем. По моему отцу. Ведь я тоже Ивановна. Даже Наташка сказала, что раз уж я решила скрыть ребенка, то лучше не упоминать правду в документах. Ну, чтобы перестраховаться и отвести от себя подозрения.
Но я все равно сделала по-своему. Возможно, мне хотелось хоть в чем-то быть честной, а возможно – я просто мечтала дать сыну если не фамилию Вавилова, то хотя бы его отчество.
Разумеется, тогда я и предположить не могла, что мое смелое решение обернется мне боком в будущем. Ну кто же знал, что Вавилов окажется таким дотошным? Что обратит внимание на такую в общем-то несущественную мелочь? Да я ведь даже о том, что он вернется в Россию, не думала! А уж о его вероятном интересе к моему ребенку и подавно.
Я сама загнала себя в угол. Своей ложью. Своим страхом. Своей гордостью. И бежать мне больше некуда.
– Только не говори, что выбрала отчество для сына наугад, – предостерегает Александр. – Я ни за что в это не поверю.
– Я и не собиралась, – отзываюсь хрипло.
Ну в самом деле. Глупо продолжать скрывать правду, когда тебя только что ткнули носом в собственное вранье.
– Ну так ты признаешься наконец? – Вавилов шагает ко мне, и в его взгляде я замечаю пугающую решимость. – Или мы так и будем играть в эти глупые игры, где ты делаешь из меня дурака, а я притворяюсь, что верю тебе?
Александр еще никогда не говорил со мной так рассерженно, и я в панике принимаюсь заламывать пальцы рук.
– И давно ты знаешь? – спрашиваю в ужасе.
– С того самого дня, как вернулся из Штатов и встретил тебя, – огорошивает мужчина.
– Но… Как? – услышанное не укладывается в голове.
– Мне достаточно было одного взгляда на фотографию Данила, чтобы понять, что он мой сын. А диагноз в его медкарте лишь подтвердил мои мысли, – он делает паузу, а затем с осуждением в голосе спрашивает. – Ангелина, неужели ты считала, что поступаешь правильно, когда скрывала от меня моего ребенка?
Это вопрос острой бритвой проходится по моему и без того израненному сердцу. Вытаскивает наружу потаенное, похороненное, тщательно спрятанное.
Сколько раз я спрашивала себя об этом, мучаясь бессонницей в ночи? Сколько раз заталкивала свою совесть на дно? Сколько слез пролила, терзаясь принятым решением?
Много. Очень много.
И вот момент истины наконец настал. Признаться честно, я даже рада этому. Потому что зверски устала от собственной лжи.
– В какой-то момент – да. Я действительно считала, что поступаю разумно, – говорю сипло. – Потом, когда ты вновь появился в моей жизни я думала о том, чтобы рассказать правду, но…
– Но что, Ангелина?! Чем ты руководствовалась, обманывая меня столько времени?
Он смотрит на меня с неприкрытым порицанием, и я вдруг неожиданно для себя взрываюсь:
– Ты ведь женат, Саш! – всплескиваю руками. – Я забеременела, а ты укатил в Америку к своей красавице супруге! Думаешь, легко мне было?! Я хотела, хотела быть с тобой! Хотела, чтобы мы растили сына вместе, но ты сделал выбор не в мою пользу! Ты просто уехал, понимаешь?! Уехал и женился на другой. А я осталось тут одна…
Выплеснув свою обиду, я как-то резко обмякаю. Силы внезапно заканчиваются, и я, отшагнув назад, опираюсь на кухонный гарнитур.
– Если бы я знал о ребенке, возможно, моего брака вообще не было бы, – цедит Александр.
Слышать это больно. Потому что в этот самый миг я осознаю всю горечь упущенных возможностей. Неужели жизнь действительно сложилась бы иначе, если бы я своевременно сказала Вавилову о беременности?
– Я… Я не могла об этом знать, – пытаюсь оправдаться.
– Ты забеременела раньше, чем я женился, не так ли? – продолжает напирать он.
– Да, и я даже собиралась сказать тебе об этом. Но в тот момент у меня не было твоего американского номера, а сам ты не объявлялся… В общем, я пошла к Мадлене Георгиевне, хотела спросить у нее твой контакт.
– Ты разговаривала с Мади? – Вавилов выглядит поистине пораженным. – Она знала о твоей беременности?
– Да. Мне пришлось сообщить ей правду. Я всего лишь хотела узнать твой номер… – я прерываюсь, потому что от горьких воспоминаний к горлу подступают слезы.
– А она что? – видимо, от волнения Александр тяжело дышит. – Как она отреагировала?
– Мадлена сказала, что ты скоро женишься на Юлии. А еще, что она твоя любовница, – тихо всхлипываю. – И что я просто дура, если думаю, будто моя беременность изменит твое ко мне отношение.
Вавилов молчит. Его глаза широко распахнуты, а грудная клетка высоко вздымается. Кажется, услышанное стало для него настоящим шоком. По крайней мере, я никогда не видела Александра настолько обескураженным.
– Господи, – выдыхает он, затем зарывается пятерней в волосы. – И ты ей поверила? Поверила, да?
