подарок самой себе логичен, ничего сверхъестественного в нём нет. Ночью почему-то всегда всё кажется более мрачным, тупиковым. И вообще – ночь, как склеп: вроде бы и стены обычные вокруг тебя, и знакомые атрибуты рядом, и любимые вещи… А жизни нет, она замерла. Но, в отличие от истории со склепом, замерла всё-таки лишь до рассвета.
Я незаметно уснула опять.
К утру удалось восстановить энергию.
На подаренный администрацией отеля завтрак я спустилась довольно-таки поздно.
Как ни странно, ресторан «Кондаль» (прежнее каталонское название Барселоны) располагался в подвальном помещении, на минус первом этаже. Летним утром казалось странным туда спускаться.
Народу на завтрак привалило очень много.
Откуда столько обеспеченных людей? Ведь двухместные номера ещё дороже, чем мой. А к еде, разложенной на столах, не протолкнуться. Несколько дорогих сортов сыра и ветчины на любой вкус, яйца, вареные четыре минуты или семь – кому как надо, сосиски вареные и жареные, тушеные овощи, йогурт, мюсли, орехи, свежие овощи, фрукты, выпечки по домашним рецептам… И все это – оформлено и сервировано по самым высоким стандартам. Белая фарфоровая посуда безукоризненна. Крахмальные салфетки стоят дыбом – ими даже как-то неловко вытирать руки.
На стенах ресторана, в правильных рамках, висели картины эротично-чувственного содержания. Наверное, потому что еда – это афродизиак…
На одной из картин напротив друг друга сидели голые мужчина и женщина и ели, по всей видимости, спагетти. И у них везде присутствовали спагетти, кустиками: подмышками, на лобке, во рту и даже на плечах. Хрупкая, тонкая линия рисунка чёрным пером усугубляла изысканность сюжета. А вот ещё: женщина с голой грудью угощает мужчину, стоя у сервированного стола, а он сыплет ей перец на грудь. Или соль?
Сдобная, как выпечка, официантка предложила мне кофе или чай на выбор.
Я выбрала чай и заторможено наблюдала, как он полился в стоящую передо мной чашку каштановой, дымящейся струей.
Аппетита, конечно, не возникло. Так, любопытство. Умозрительно хотелось попробовать то, что имело необычный вид, или то, что я никогда не ела. Но организм не принимал пятизвёздочного подарка. Пришлось покормить его усилием воли, чтобы потом не ныл и не канючил.
Оставалось полтора оплаченных часа. И я поднялась на террасу на крыше.
При дневном свете город оказался необозримым. Все четыре его панорамы упирались в горизонт. На высокой горе Тибидабо, на верхушке большого храма раскинул в стороны руки, весь белый, Христос. Почти как тот, гигантский, что в Рио-де-Жанейро. Другая гора, Монжуик, уходила зелёным склоном вниз, к морю. Там терпеливо ждали кругосветных круизов белоснежные, многопалубные лайнеры.
ГЛАВА 10. Капля Аравийской пустыни
Стоя у одной из панорам, я отрешенно разглядывала, как устроена в Барселоне обыденная жизнь горожан.
Улей. Соты. Насколько же плотно друг к другу селятся люди! Словно боятся быть одни. Почему в городах нет деревенского и загородного простора? Городской житель менее бесстрашный. Характер смелых людей требует воздуха, пространства…
– Вы не могли бы сфотографировать нас здесь, на фоне Саграды? – прозвучало за моей спиной по-английски.
Я нехотя обернулась.
Мужчина восточной внешности, с вьющимися черными волосами, протягивал мне фотоаппарат, а толстый, угрюмый и лысоватый спутник его стоял, безвольно свесив руки вдоль бесформенной фигуры.
– Почему нет? – ответила я тоже по-английски.
– Вот спасибо! – Обрадовался кучерявый мужчина и побежал на позицию, подманивая рукой спутника.
Но тот стоял, как памятник самому себе.
– Ну, иди же сюда, Мустафа! – позвал кучерявый.
– Нет, не хочу, – буркнул угрюмый. – Я пойду в холл. Там тебя подожду.
– Хорошо, я сейчас приду.
Я сделала снимок, создав грамотную композицию в кадре. Мужчина положил руку на перила и стеснительно подогнул одну ногу, зацепив ею решетку ограждения крыши. Позировать он не умел.
– Встаньте вот так, – предложила я.
– Так? – слегка смутился он. – Не люблю фотографироваться. Я врач, это не по моей части. Вы, кстати, очень плохо выглядите.
– Да? Оригинальный комплимент.
– Извините, я же сказал как врач. А как мужчина могу добавить – вы очень привлекательны и даже красивы. Просто, наверное, у вас сегодня что-то болит.
– Да. Душа, – без обиняков ответила я.
– А в каком она месте? – начал «прощупывать» мой анамнез врач.
– Да где-то вот тут… – потрогала я область своей диафрагмы.
– Вы из России? – с пониманием спросил мужчина.
– Не совсем. А как вы догадались?
– У меня была русская подруга, когда я учился в Германии, в университете. Вы чем-то похожи. У неё тоже часто болела душа.
– Так вы говорите по-немецки?
– Да, довольно свободно. И вы?
Мы, сами тому удивляясь, перешли на немецкий язык.
Абдуль оказался врачом-терапевтом из Саудовской Аравии.
Имя его звучало забавно и навело меня на ассоциацию со словом «дуля». Лучше бы его звали Абдулла, как героя Кахи Кавсадзе из «Белого солнца пустыни». Но в отличие от великолепного Кахи, Абдуль был невысок ростом и не отвечал требованиям, каким отвечает мачо – носитель внутри себя бадьи гормона тестостерон. Просто очень смуглый аравийский мужчина, ухоженный, вполне цивильный, с глазами чуть навыкат и полными губами. Судя по всему, приличный человек. Отец пятерых детей – тоже прекрасный довесок к имиджу.
Диалог с Абдулем отвлекал от мыслей и болевых ощущений. Я старалась больше внимания уделять немецкой грамматике, чтобы в грязь лицом не ударить. Абдуль тоже оступался в немецком, и нас это по-своему сближало.
– Я приехал на симпозиум. А вы здесь надолго остановились?
– Нет, я скоро ухожу. Мне нужно в другой отель.
– Почему в другой? Здесь же прекрасно.
– Не спорю. А вам, извините, отель симпозиум оплачивает?
– Конечно!
– А мне – нет.
– А… Извините. Может быть, продолжим знакомство? Вы что сегодня делаете? У меня вот свободный день, я хочу пойти по городу.
– И я… по городу.
– Пойдём вместе? Я сейчас только к Мустафе подойду – скажу, чтобы он сам погулял. Он всё равно общества женщин избегает. Религиозен очень. И характер упрямый. Знаете, почему он фотографироваться не стал? Потому что женщина его фотографировать собиралась. Он – мой коллега…
– А то, что его женщина родила – ничего?
– Да! Вы правы. Я ему задам этот вопрос.
– На меня только не ссылайтесь, а то ещё отомстит.
– Нет, он вообще-то нормальный.
– Кто знает. Восток… узорчатый, как его ковровое искусство. А в вас вот Европа оставила след. Правда?
– Правда. Я в Германии семь лет прожил.
Мустафа, надувшись, отпустил Абдуля, и тот воодушевлённо взял меня под локоток.
Поначалу я застеснялась своих затертых брюк, а потом апатично решила, что это нужно принять, как данность.
Жара стояла отменная. К морю бы. Ладно, море не уплывет.
