— Ну же, солнышко! Алтарь вон там, не перепутай. Не пугай Альдо, он сейчас в обморок грянется.
Как во сне, Лу шагнула вперед, и вот уже Альдо схватил ее за руку и с явным страхом заглянул в глаза своей невесте. Священник удовлетворенно кивнул и громогласно откашлялся, намереваясь начать обряд. Тут Лу наконец обрела голос.
— МИНУТОЧКУ!
Наступила гробовая тишина, поэтому все расслышали восхищенный шепот графа Ренцо:
— ...Клянусь, она поет Армстронга и Синатру так, словно им обоим приходится родней!
Лу выдернула свою руку у Альдо. Подбоченилась, откинула мешавшую ей фату.
— Что это значит?!
— Лу, я хотел... сюрприз...
— О да! Сюрприз! Значит, мэрия?
— Лу, я думал...
— Нет! Ты именно что не думал! Куда ты делся? Где ты был все эти дни? Как давно ты знаешь про Джакомо? Почему ты меня бросил одну? И откуда у тебя фингал под глазом?!
Сбоку и снизу донеслось робкое:
— Лу, фингал - это я... ему.
— Что? Билл Кросби, что ты несешь?
— Он приехал и все рассказал, а я встал и двинул ему, потому что Марго заплакала, а мне он еще в Англии не понравился...
— Лу, все в порядке, мы с Биллом...
— Альдо, если не хочешь, чтобы я сошла с ума, не встревай. Так что он рассказал, Билли?
— Ну... что вы женитесь и все такое...
Лу перевела взгляд на Альдо.
— Так ты уехал в Англию? За ними?
— Ну... да. Думал, ты обрадуешься.
— Ага. Хорошо. А чему я должна обрадоваться?
Альдо вдруг стал очень серьезным и даже суровым. Он подошел к Лу вплотную и заглянул ей в глаза.
— Я знаю, я идиот. Я наделал массу глупостей. Наверное, надо было остаться и просто обо всем поговорить. Но ведь в прошлый раз, когда мы с тобой не стали говорить, а просто... Так все хорошо вышло.
— И ты решил...
— И я решил, что такие девушки, как ты, не врут.
— Что-о?
— Ты сказала, что любишь меня. И ты обещала выйти за меня замуж.
Лу смотрела на Альдо, не в силах вымолвить ни слова, но в этот момент напряженную тишину прорезал женский, довольно пронзительный голос.
— О да. Она обещала. Более того, насколько мне известно, она даже подписала на этот счет контракт. Не так ли, мисс Джонс? Может, поделитесь с родственниками, на какую сумму и каковы условия?
Вероника Фабиани эффектно застыла в центральном проходе, как никогда напоминая анаконду в своем серо-зеленом, облегающем и блестящем платье. Ее глаза излучали ярость и презрение, а в руках она держала... Лу вцепилась в руку Альдо, тот обнял и привлек девушку к себе.
Лист бумаги в руках Вероники был склеен из десятков мелких кусочков, однако выглядел вполне читаемым. Вероника довольным голосом провозгласила:
— Полагаю, всем будет интересно узнать, какие высокие отношения связывают мисс Лу Джонс, певичку из бара, и графа Альдо Бонавенте, наследника миллионов империи Бонавенте...
В эту минуту раздался еще один голос, и Альдо повернулся, словно ужаленный.
Невысокий седовласый толстячок раскланялся с присутствующими и мягким, почти неуловимым кошачьим движением выдернул из рук Вероники злополучный листок. Та взвизгнула:
— Синьор Бергоми!
— Прости, детка, но иначе нельзя. Я понимаю, ты обижена, но тут уж ничего не поделаешь. Эти двое любят друг друга.
— Она охотится за деньгами!
— В таком случае она избрала очень хитрую тактику. Дамы! И господа, разумеется, тоже. Как официальный поверенный в делах семьи Бонавенте, как президент коллегии адвокатов Тосканы и Падуи... наконец, как старинный и верный друг всей этой семьи, я заявляю: контракт на заключение брака между синьориной Люси Розалиндой Джонс и Альдо Витторио Ренцо Бонавенте существует.
По рядам пробежал трепет. Граф Ренцо нахмурился, Джакомо подался вперед. Альдо слегка побледнел, но Лу из объятий не выпустил. Толстячок невозмутимо обвел всех присутствующих взглядом и продолжал:
— Традиция заключения брачных контрактов восходит к незапамятным временам, когда гордые принцы и герцоги, вступая в родство между своими семьями, скрепляли клятвы печатями. Не видит в этом ничего предосудительного и святая Католическая церковь, чему свидетель достопочтенный падре Андреа, чье терпение мы так долго испытываем. Чтобы избежать кривотолков и досужих сплетен, в этот радостный день я позволю себе огласить сей документ перед собравшимися.
И синьор Бергоми огласил брачный контракт. Лу успела только прерывисто вздохнуть и прижаться к плечу Альдо. Ноги ее уже не держали.
В церкви наступила тишина, и только голос синьора Бергоми, неожиданно звучный и торжественный, плыл под древними сводами.
...Сим беру тебя, дабы владеть тобой и оберегать тебя, беру на долю хорошую и долю плохую, долю самую лучшую и долю самую худшую, днем и ночью, в болезни и здоровье, ибо люблю тебя всем сердцем своим и клянусь любить вечно, пока смерть не разлучит нас...
Голос адвоката уже стих, а в старинном храме все еще царила тишина. Наконец опомнился старый граф Ренцо.
- Хорошо! Право слово, умели наши предки как-то это все выразить... Альдо, сынок, ты отлично придумал, молодец. Так как, падре, может, все-таки спросим, согласны ли молодые?
Падре Андреа укоризненно посмотрел на графа, повернулся к Альдо и Лу и прогремел:
- Берешь ли ты, Альдо, сию женщину в жены?
-Да!
- А ты, Лучия, берешь ли этого мужчину в мужья?
В эту последнюю секунду Лу вспомнила свой самый первый выход на сцену. Тогда при первых же аккордах музыки у нее из головы вылетели все слова песни, и она с ужасом уставилась в зал. Тогда она испытала - и запомнила на всю жизнь - леденящий ужас, как перед прыжком в пропасть. Тогда же она узнала и то, каким может быть истинное облегчение, если вовремя вспомнить слова песни.
Лу Джонс вскинула голову и звонким ясным голосом ответила:
-Да!
Эпилог
Свадьбу праздновали долго. Месяц - это уж точно, а отголоски длились и того дольше.
Мама Роза подружилась с графом Ренцо и пропадала в саду, обсуждая сорта роз и методы подкормки. Кьяра часами разговаривала с Марго, успела свозить ее в Милан и показать профессору консерватории, после чего у Марго случился приступ истерики, потому что профессор пришел в восторг и изъявил желание немедленно зачислить Марго в ряды студентов. Билл Кросби этому совершенно не обрадовался, но его от мрачных мыслей отвлек Джакомо, которому Билл показывал комплексы упражнений для позвоночника и ног.
