— Он… он позвонил и оставил еще одно сообщение. Сказал… сказал, что не имеет права принуждать меня к сожительству. Дескать, он понимает: я никогда не полюблю его так, как Кевина.
— Кевина? — Викки досадливо поморщилась. — При чем здесь этот кусок дерьма?
— Мартин еще добавил, что с самого начала поступил недостойно, навязав мне замужество, и что брак без любви не имеет смысла.
— Интрига запутывается… — Дина подалась вперед. — Я знаю, что вы, подружки, изваляете меня в смоле и в перьях, но Мартин Фагерст не производит на меня впечатления отпетого мерзавца.
— Может, тебе стоит ответить на телефонный звонок, ты как думаешь? — Викки накрыла ладонью руку сестру.
— Не болтайте глупостей, вы обе! Я перезвонила ему и тоже оставила сообщение. Я сказала, что мне плевать на историю с блондинкой, потому что он абсолютно прав. Брак без любви — чушь, но брак, в котором жена ненавидит мужа, — обречен. И еще сказала, что ненавижу его и всегда ненавидела и что с самого начала воспринимала наши отношения как секс и не больше, так что пусть с этим примирится! Не смотри на меня так, Викки! А чему мне прикажешь верить? Что эта особа ворвалась в квартиру без приглашения и сбросила платье?
— Это он так говорил?
— Да!
Викки мягко улыбнулась.
— Но ведь это возможно, разве нет? Дама не показалась мне воплощением деликатности и скромности.
Глэдис вскочила с табуретки.
— Я же все собственными глазами видела! Боже ты мой, мало мне предательства Кевина! Я-то воображала, что люблю его, и чуть с ума не сошла от горя… Но быть обманутой Мартином, собственным мужем, единственным человеком, которого я действительно любила и люблю, это… это… — Голос ее прервался. — Боже мой, я люблю его, люблю! И никогда не перестану любить! — Глэдис взглянула на подруг, и губы ее задрожали. — Уходите, — жалобно попросила она. — Уходите и оставьте меня в покое…
Но они остались — до тех, пор пока Глэдис не успокоилась, не разделась и не заснула.
Чем еще они могли помочь этому истерзанному сердцу?
Что мне остается? — думал Мартин, занося кувалду.
Ничего. Ничего — только бить по проклятому камню и доводить себя до полного изнеможения с рассвета до заката в надежде, что ночью он уснет как убитый и во сне не увидит Глэдис.
Отличная была задумка, только, к сожалению, не срабатывала.
Вот уже два месяца Мартин не видел жену, не слышал ее голоса, однако она незримо присутствовала рядом все двадцать четыре часа в сутки. По ночам приходилось хуже всего. Один в темноте, в постели, где некогда их было двое, он часами ворочался с боку на бок, прежде чем погрузиться в тревожный, лихорадочный сон.
Фагерст подумывал о том, чтобы возвратиться в Лос-Анджелес, но как можно спокойно работать в городе, где живет Глэдис? Так что глава «Фагерст импайр» остался на Стервике, изнурял себя непосильным физическим трудом и руководил корпорацией по телефону. Рассчитывая, что со временем боль притупится. Не тут-то было. Боль только усиливалась…
Хильда и Якоб с ума сходили от тревоги.
Мартин закусил губу и размахнулся кувалдой. Если старик желает ему добра, пусть держит рот на замке. Тоже помощник выискался!
Возвратившись в Швецию, Мартин тотчас же призвал Якоба к ответу.
— Это ты разрешил моей жене покинуть остров и последовать за мной в Лос-Анджелес?
— Да, я.
— Ну и кто тебе позволил подобное самоуправство, а, старик?
— Я сам себе позволил, — спокойно ответил Якоб. — Она не пленница, и остров не тюрьма.
На щеке Мартина дернулся мускул.
— Не тюрьма, — согласился он.
— Она уверяла, что должна сообщить тебе нечто важное, — поведал Якоб, не сводя глаз с Мартина. — Она нашла тебя и сказала все, что хотела?..
— Еще бы, — отозвался тот, предостерегающим жестом заставляя старика умолкнуть на полуслове. — И обсуждать тут нечего. Прошу больше не упоминать об этой женщине…
Мартин изо всех сил размахнулся кувалдой, но промазал: железо только скользнуло по камню. Что-то в глаз попало — пот, должно быть, что же еще?
— Черт, — выругался он, снова занося кувалду.
— Мартин, — тихо прозвучал голос Якоба. — Камень тебе не враг.
— Тоже мне философ выискался! — рявкнул Фагерст, поудобнее перехватывая рукоять.
— Ты ведь ведешь войну не с валуном, сынок. А с самим собой. Перестань притворяться, будто у тебя нет и не было жены!
— Я просил не упоминать о ней!
— А я буду!
— Черт тебя дери, старик…
— Ты ее любил. И до сих пор любишь.
— Нет. Нет! Я не люблю ее. В конце концов, что такое любовь? Любовь делает человека идиотом!
Якоб скрестил руки на груди.
— Итак, я поступил, как идиот, подобрав тебя на стокгольмской улочке? Ты поосторожнее с выражениями, а не то я, чего доброго, отшлепаю тебя, как в детстве!
— Ты все отлично понял! Я говорю о любви между мужчиной и женщиной и повторяю тебе, что никогда не любил Глэдис. Ты доволен? Можно мне вернуться к работе?
— А вот она тебя любила…
— Ни одной минуты. — Голос Мартина звучал глухо. — Она меня не любила, старик. Она меня презирала, она проклинала тот день, когда я заставил ее выйти за меня замуж.
— Она тебя любила, — повторил Якоб. — Я знаю это от нее самой.
Мартин побледнел.
— Какого черта ты мелешь, старик?
— Поэтому я и послал ее к тебе. Глэдис призналась, что любит тебя всем сердцем. А ты… ты трус, ты боишься взглянуть правде в глаза! Ты любишь эту женщину, но поскольку чувство причиняет тебе боль, ты предпочитаешь вычеркнуть Глэдис из своей жизни.
— Да провались ты в ад! — проревел Мартин, встряхивая старика за плечи. — Слушай, Якоб, и запоминай хорошенько, потому что я больше не вернусь к этой теме. Да, я люблю ее. Но она меня не любит.
— С чего ты взял?
— С чего я взял? — Мартин хрипло рассмеялся. — Она мне сама так сказала, ясно? Это тебя устраивает?
— А ты ей говорил, что любишь ее?
— Я? — Фагерст воздел руки к небу. — Клянусь всеми богами, ты меня достал! Нет, я не говорил Глэдис о любви. Она не дала мне такой возможности. Она ворвалась ко мне в квартиру, застала меня с другой женщиной и осудила, даже не выслушав!
Лицо старика казалось невозмутимым.
— А чем ты занимался с этой женщиной, а, сынок? Может быть, расставлял цветы в вазочках?
Мартин покраснел.
— Признаю, зрелище было двусмысленное… Я только что вышел из душа… А эта мерзавка попыталась соблазнить меня. Согласен: все говорило не в мою пользу. Но Глэдис — моя жена. Она должна доверять мне.
