не знаю, что ответить малышке. Просто в ступоре.
– Я поговорю с твоим папой. Обещаю, – вздыхаю, гладя по непослушным кудряшкам смешную девочку, вспоминая свое детство. – И по поводу танцев тоже. Но подсматривать все же нехорошо. Обещаешь, что больше не будешь?
– Спасибо, – шепчет Маришка и вдруг порывисто обнимает меня. И я точно знаю, она боится, что я ее сейчас оттолкну. – Обещаю.
– Я решила, сегодня танцев не будет, – шепчу я в растрепанную макушку, прижимая тоненькое тельце к себе как сокровище.
– А что будет? – вспыхивает глазенками малышка. – Вечером нарядимся и пойдем в театр, с твоим папой. А сейчас поедем за нарядами. Не можешь же ты идти на «Зайку в гостьях у Ежика» в джинсах и футболке с плащом. Это не по-театральному совсем.
– И бинокль возьмем? – скачет зайчишкой моя воспитанница.
– И подзорную трубу, – мне давно не было так легко и хорошо. Я понимаю, что замещаю свои воспоминания, и потом мне будет даже больнее. Но сейчас у меня есть эта славная девочка, и сердце рвется от любви к ней и желания укрыть и сделать ее счастливой. – Твой папа меня убьет.
Ярцева на горизонте не видно и это радует. Я очень надеюсь, что мы успеем сбежать, пока этот медведь очухается. Горничная провожает нас до двери, рассматривая меня с неприкрытым интересом, явно пытаясь понять мое положение в этом доме.
– Макар Семенович сказал, что вы можете воспользоваться любым автомобилем из гаража. Ключи возьмете у охранника. Если вы не умеете, вас отвезут. В навигаторах автомобилей есть адрес балетной студии хозяйки. Воспользуйтесь. Это мобильник для связи с вами. Будьте любезны отвечать сразу на звонки, – рапортует вымуштрованная девушка. А где же сам хозяин дома, интересно? Что-то не верится мне, что он вот так, легко, доверил свою дочь женщине, которую считает шпионкой. Конечно же в телефоне стоит маячок, как и в любой из машин.
– Спасибо, – коротко киваю, показывая дистанцию. Все же я не совсем прислуга. – Я справлюсь сама, водитель нам не нужен. У меня есть права. И еще, в комнате Марины Макаровны не хватает света. Уберите, пожалуйста, тяжелые шторы и проветрите.
– Хорошо, – горничная исчезает. Я помогаю Маришке нацепить симпатичную шубку из голубой норки, в которой она похожа на маленькую старушку. Ну не подходит дорогой мех ребенку. И ей неудобно. Я это вижу.
– Знаешь, первым делом мы купим тебе куртку, – говорю задумчиво, рассматривая насупившуюся малышку. – Куртку, сапожки в которых будет удобно и шапку лягушачью, хочешь?
– Правда? Правда, прямо лягушачью, как в сказке про царевну лягушку? А папа мне говорил, что такие носят только нищеброды, – морщит носик Маришка. А мне хочется найти этого чертова сноба и дать ему по башке чем-нибудь тяжелым. Сам он нищеброд, только он душой беден.
– Купим все, что я обещала. Даже еще возьмем тебе поп ит.
– Оооооо, – стонет девочка, предвкушая счастье. – А ты и рулить умеешь? Мам Вер, а меня научишь?
– Умею. И тебя научу. Но когда подрастешь, – улыбаюсь я, натягивая на маленькие ладошки пуховые рукавички. Господи, кто покупал малышке одежду, наверное был слепым безумцем. Беру ее за руку, – пойдем скорее.
И мы даже почти успеваем дойти до выхода, когда раздается злобный рев, от которого, кажется, дрожат даже крепкие стены дорогого дома.
– Убью, – рев перерастает в злобный вой. Нам под ноги с громким мяуканьем выкатывается Капитан Всесильный, который сейчас больше похож на беглого каторжника. Шерсть на малюсеньком тельце вздыблена, хвостик, торчащий вверх трубой, похож на ёршик для бутылок. Он пытается укрыться в объятиях своей хозяйки, что, впрочем, вполне нормально. – Я за эти ботинки заплатил, как за машину, мелкий ты засранец, не для того, чтобы всякое уличное дерьмо мне в них откладывало мины. Убью.
– Вы напу… – начинаю я, когда в поле зрения появляется ошалевший от злости Ярцев, отчего-то в одном носке, трусах и расстегнутой на все пуговицы рубашке. Договорить не успеваю. Чертов мерзавец с воплем индейца запускает зажатый в руке ботинок, словно смертельный томагавк в мелкого кабысдоха, но меткость явно не его конек.
Кажется, что мне в лоб врезается на полной скорости метеорит, не меньше.
– Ох, – выдыхаю я, пытаясь посчитать звезды, которые сыплются из моих глаз.
– Папа, – белугой ревет малышка. Котенок в ее руках нахально смотрит на Ярцева, попробуй, мол, сделай что-то. – Ты убил Верууууу. Она мне говорила, что ты ее порешишь. Верааааа.
– Господи, эй, булка, ты как? Да что ей будет, у нее лобная кость, как у динозавра, – встревоженный голос доносится отчего-то сверху. И только теперь я осознаю, что снова валяюсь на полу. Это начинает становиться плохой традицией. – Вера, черт тебя подери. Сколько пальцев я показываю?
– Средний, – кривлюсь я. – Отвалите от меня со своими идиотскими тестами.
– Дура, я показывал три пальца, – в голосе Макара слышится облегчение. – Раз ты несешь ерунду, значит порядок. Сегодня в театре ты затмишь всех. Я буду первым мужчиной, пришедшим на мероприятие с единорогом. Шишка у тебя – атас.
– А у вас больше нет дорогих ботинок, – вредно бурчу под нос я, испытывая благодарность к этому несносному гаду, который поднимает меня с пола и ставит на ноги. – И расхаживать передо мной и Маришкой в трусах просто верх бескультурья.
– Верх бескультурья не следить за живоглотом гадящим в ботинки из крокодила. Этот твареныш тоже ваша компетенция, кстати.
– Папа, его зовут Капитан Всесильный, – встает на защиту питомца Маришка.
– Капитан Какашка он. Чуть няньке твоей из-за этого засранца мозг не вышиб. Хотя, вышибать-то там нечего. Видишь, доча, живее всех живых спящая царэвна. И прошу, унеси отсюда этого уродца, пока я не выкинул его на мороз.
Маришка уносится, прижимая к дорогому меху свое сокровище, а я сижу на диване и думаю, что ее теперь надо переодевать. Девочка наверное вспотела. Но главное, что этими мыслями я пытаюсь отвлечь себя от вида полуголого Ярцева, который совершенно спокоен. Сидит рядом, закинув одну волосатую ногу на другую, и застегивает пуговицы на чертовой своей рубашке. И его нервные пальцы путаются в ткани. А у меня кружится раненая голова, очень надеюсь, что от травмы. Права была Валька, мужиков надо заводить хотя бы для
