надо, – заулыбался от этой сцены и двуединый. А потом вновь стал серьезным и сказал: – Значит, так… Мы ходили в поход по любимым местам. Нас сюда привез на машине друг, который должен был сегодня забрать. Но он почему-то не приехал, а позвонить мы ему не можем, потому что вы свои телефоны в болоте утопили – с влюбленными и не такое бывает, – а мой разрядился, и это на самом деле так, – достал он из кармана смартфон Капона.
– А чем мы водиле заплатим? – задал резонный вопрос Васюта. – Лично я с собой денег не брал.
– Когда довезет, я поднимусь к себе и возьму, сколько скажет. Главное – я вас очень прошу! – ни-че-го не ляпните. У вас любовь-морковь, остального для вас не существует.
– Что, даже садюшку нельзя прочитать? Может, за оплату потянет, – захихикал счастливый Васюта.
– Только попробуй! – потряс кулаком двуединый. – Я тебе такую садюшку тогда прочитаю – сразу наизусть выучишь. От зубов будет отскакивать! Вместе с зубами.
– Да ладно, и пошутить уже нельзя! – проворчал Васюта. – Дай лучше попить, а то у меня вода кончилась.
Ломон уже надел рюкзак, в котором лежала фляга, а потому лишь раздраженно буркнул:
– Потерпишь. Сядем в машину – там попьешь.
– Тебе что, воды жалко? – вступилась за любимого Олюшка.
– Мне не жалко, – сказал двуединый. – Но я только лямки затянул – и опять рюкзак снимать! А до трассы – двадцать метров. Сейчас дойдем, тачку словим – и пусть хоть запьется!
– Да у меня реально в горле пересохло, я сейчас хочу! – заупрямился Васюта. – Лень снимать рюкзак – повернись, я развяжу и достану флягу.
– Любовь что, из всех таких упрямых баранов делает? – огрызнулся Ломон, но все же повернулся спиной к Васюте.
Тот развязал горловину рюкзака, сунул внутрь руку – и… пропал.
– Вася, ты где?.. – растерянно заморгала Олюшка.
– Я т-тут, но… – тихим, дрожащим голосом начал отвечать Васюта, а потом замолчал и всхлипнул.
– Что там с ним? – обернулся двуединый.
Увидев рядом с собой только Медка и Олюшку, он завертел головой, но тут снова услышал рядом судорожный всхлип и очень испуганный голос Васюты:
– Я п-почему-то н-ничего не вижу…
Ломон сразу все понял. И рассвирепел так, что, если бы видел, куда бить, вмазал бы точно.
– Ты опять?! – взревел он. – Второй раз на те же грабли?! Вот ничему же дураки не учатся!
Тут поняла все и Олюшка. И набросилась с кулаками на самого двуединого:
– Прекрати орать на Васю! Это не он дурак, а ты! Только круглый идиот будет сваливать в рюкзак «незряш» вместе с другими вещами! Такие гостинцы нужно отдельно от всего другого хранить!
– Ну, раз ты среди нас самая умная, скажи, что нам теперь делать?
Негромко залаял Медок, и двуединый, уже остывая, поправился с кривой улыбкой на губах:
– Прости, дружище, самый умный среди нас, разумеется, ты, но мы, идиоты, даже понять теперь тебя не можем.
– Да он то же самое тебе хочет сказать, что и я бы сказала, – фыркнула осица. – Делать теперь, кроме как ждать, ничего не получится. Или ты хочешь ловить свою тачку, когда я целуюсь с невидимкой?
– Не хочу. Тогда нас другая тачка заберет, а Васюта следом почапает – его ведь не увидят… Погодите-ка! – пришло вдруг Ломону в голову. – А чего мы, собственно, будем ждать? Идти ведь Васюта может! Вот и пусть идет. За час, или сколько он там будет назад проявляться, мы километров пять-шесть оттопаем, вдоль дороги-то. Чего зря время терять?
– Но я же ничего не вижу! – трагически воскликнул Васюта.
– Но у тебя же есть я, – ласково проворковала Олюшка. – Я возьму тебя под ручку, и мы пойдем-пойдем-пойдем…
– С тобой готов хоть куда, – уже совсем другим, бодрым тоном заявил Васюта.
– А можно я тоже садюшку расскажу? – хохотнул Ломон и зачитал, не дожидаясь согласия:
Ольга под ручку Васюту взяла
И под колеса его привела.
Взвизгнула машина тормозами,
Но слишком поздно – приветики маме!
– Это не стихи, а издевательство! – возмутился Васюта. – С размерами полная каша! Начало в одном ритмическом рисунке, окончание в другом!.. Да что я говорю – в конце вообще нет никакого ритма! Ломон, прости, но стихи – это не твое.
– А еще раз меня Ольгой назовешь, – набычилась осица, – приветики твоей маме будут.
* * *
Однако шли они по ровной обочине трассы и впрямь довольно споро. Впереди бежал Медок, за ним шагала Олюшка, странно для посторонних глаз согнув в локте левую руку, поддерживая таким образом ослепшего и невидимого Васюту, а замыкал процессию Ломон. Видеть проезжающие автомобили – в основном с кодом региона 51 на номерах – было для него несказанно отрадно, ведь, несмотря ни на что, он все же до этого немного сомневался, что вернулся в родной мир.
Васюта на сей раз оставался невидимым дольше, чем в первый, так что прошли они, наверное, даже не пять-шесть, а все семь-восемь километров. Как бы то ни было, когда рядом с Олюшкой стало формироваться в воздухе вытянутое кверху полупрозрачное пятно, впереди справа показался дорожный указатель, сообщающий о повороте на Полярные Зори.
– Быстро уходим с дороги! – крикнул двуединый. – Прячемся за кусты!
– Ты так испугался Полярных Зорь? – удивленно обернулась к нему осица.
– Я испугался, что сейчас кто-нибудь увидит из машины, как из ничего вылезает твоя любовь!
– Я бы попросил!.. – возмущенно воскликнул и впрямь уже частично «вылезший» на свет божий Васюта, но все наконец понявшая Олюшка уже потащила его к придорожным кустам.
Восстановление зримого облика прошло достаточно быстро и без неожиданностей, а «пришедший в себя» Васюта выглядел после этого даже более бодрым, чем был изначально. Без сомнения, так на него подействовала поддержка любимой – как в прямом, так и в переносном смысле.
– Вот! – замахал он руками, когда все четверо путников, включая Медка, снова выбрались на обочину трассы. – Вот поворот на Полярные Зори! Я же говорил!
– Пока ты тут дух Гомера изображал, мы это уже заметили, – усмехнулся Ломон. – И что? Нам-то в Мончегорск нужно, а он будет прямо по трассе, веришь?
– Да нет, я просто так, к слову, – пожал плечами Васюта. – Я ведь говорил, что они существуют, – и вот доказательство, – глянул он на Олюшку.
– Существуют, существуют, – кивнула та. – Давайте теперь останавливать эту вашу… тачку.
– Только тогда стоит пройти чуть дальше, чтобы и машины из Полярных Зорь можно было ловить, – сказал Ломон. – И вот еще что, – обратился он уже к Медку. – Ты веди себя как обычная
