перед узким шкафом, окинув взглядом рубашки, брюки и то, что Гаспачо называл своим штатским прикидом — пиджаком цвета авокадо с желтыми заплатками.
Этот пиджак Гаспачо надевал, когда шел в кино. Элвис не понимал, чем его приятеля привлекал этот нелепый наряд, но Гаспачо он нравился. Впрочем, Гаспачо ведь не выражал недовольство, если Элвис ночью надевал солнцезащитные очки или причесывал волосы на манер Джеймса Дина или Пресли. И никогда не смеялся, если Элвис не мог правильно произнести какое-нибудь слово.
Элвису вдруг стало очень одиноко, и он пожалел, что сейчас в квартире нет ни Блондина, ни Антилопы, хотя не любил ни того ни другого.
Элвис прошел в свою комнату и, порывшись в пластинках, нашел свой «Blue Velvet». Он поднес пластинку к свету, рассматривая дорожки. У него была запись в исполнении Беннетта[59].
Элвис поставил пластинку и опустился на кровать. Он подумал о Майте Харамильо, в коллекции которой имелся «Blue Velvet» в исполнении Прайсока. Пластинка заиграла, и парень почувствовал себя не столь одиноким. Возможно, Майте сейчас крутила ту же песню. И если это так, если они оба, находясь в разных местах, совершали одно и то же действие, значит, они делали это вместе. И потому Элвис был не одинок.
Он представил две пылинки, кружащиеся в воздухе. Возможно, так бывает везде и со всеми. Всегда есть кто-то, делающий то же самое, что и какой-то другой человек на свете. Как тень или отражение в зеркале, как «альтер эго», о котором говорил Маг. Люди просто этого не знают. Например, кто-то в Японии левой рукой нарезает овощи под стук дождя за окном, а некая женщина в Мексике делает то же самое, и оба этих человека в одно и то же время поднимают глаза к небу и видят пролетающую мимо птицу.
Элвис лег на кровать, вытянув вверх руки, схватился за изголовье и стал тихо подпевать пластинке. Слов он не понимал, но знал, что они означают: это была музыка печали.
Глава 13
Майте решила надеть желтое цветастое платье с бантом на вороте. Яркий цвет придавал выразительность ее лицу, но, пожалуй, для такого наряда она уже была старовата. В магазине на вешалке платье смотрелось идеально, но, как нередко с Майте бывало, когда она купила его и примерила дома, ее мнение об обновке резко изменилось. Слишком вычурное, колени не закрывает, а они у нее всегда казались грязными, сколько ни три их пемзой.
Платье это Майте не носила, повесила его поглубже в шкаф. Но вообще-то из всех ее туалетов это был самый симпатичный и самый современный наряд. Остальной гардероб составляли унылые офисные костюмы и два-три варианта платьев для выходных, которые были ни то ни се.
Майте срезала с желтого платья этикетку, с сожалением посмотрев на цену: дорого оно ей обошлось. С другой стороны, это ведь туалет для особых случаев. Правда, случаев таких, чтобы надеть его, было совсем не много.
Майте тщательно выгладила платье, повесила его на плечики, а сама занялась макияжем и волосами. И опять она испугалась, что может переусердствовать с косметикой. Не хотелось ей выглядеть молодящейся унылой матроной с нарумяненными щеками. Хотя на многодетную мать семейства она конечно же пока еще не была похожа.
— Тридцать лет — не пятьдесят, — твердо сказала Майте себе.
Однако при этом ей вспомнились обрывки разговора между какими-то клерками из здания, в котором она работала; она случайно услышала их разговор, сидя у барной стойки в близлежащем кафетерии. Парни возмущались тем, что в каком-то баре вечно сидят одни старые перечницы с обвисшими сиськами. А где найти ухоженных молодых девиц? Майте тогда вжалась в табурет, глядя на свое отражение в зеркалах за стойкой бара.
— Тридцать лет — не пятьдесят, — повторила Майте, укладывая волосы.
Во всяком случае, волосы у нее красивые. Правда, обе ее тети начали лысеть довольно рано. Неужели и ее ждет та же судьба? Майте тщательно осмотрела линию волос.
— Не сходи с ума, — прошептала она, продолжая колдовать над своей внешностью.
Нужно было еще сходить к Леоноре, кота покормить, а опаздывать на встречу Майте не хотела.
Кристобалито нравились ее волосы, в ту пору длинные, до самого пояса. Бывало, когда они с ним лежали обнаженные в постели, она накрывала волосами груди, представляя себя леди Годивой. А сейчас кого может интересовать ее нагота? Кожа сухая, а бедра…
Нет, сегодня Майте не станет себя расстраивать. Сегодня хороший день. Ее ждет что-то интересное, хотя с ней никогда ничего не происходило. Она была как флюгер, равнодушные ветры крутили ее из стороны в сторону, но наконец-то в ее жизни забрезжили какие-то события: обед с Эмилио Ломели, таинственное исчезновение Леоноры, Рубен попросил ее о помощи. Майте стояла на пороге перемен. Стала участницей некоей истории.
Нужно было поторопиться, и Майте решила не кормить кота. Иначе опоздает. Она уже опаздывала. Кот подождет. Не так уж долго она будет отсутствовать.
Майте пулей вылетела из квартиры, сбежала вниз по лестнице. Конечно, было бы проще взять такси, но она на всем экономила. Поэтому ей предстояло добираться общественным транспортом, а потом немного пройти пешком.
Эмилио Ломели жил в Поланко[60]. Майте редко бывала в этой части города. С некоторых пор здесь любили селиться состоятельные еврейские семьи, американские и британские дипломаты, а также представители растущего слоя зажиточных мексиканцев, желавшие побаловать себя деликатесами из дорогих гастрономов и выпечкой из булочных в европейском стиле, а также посидеть в кофейнях, расположенных неподалеку от парка Чапультепек[61]. В этом районе можно было заказать любые продукты и бутылку красного вина с доставкой на дом или отведать паэлью в ресторане Фраскати. Женщины посещали обеды с одновременным показом мод и благотворительные мероприятия.
Все здания в этом районе были новые, никаких вам покрытых плесенью дворцов колониального периода и старинных домов из тезонтла[62]. Всюду красота неописуемая. Поланко, символизировавший торжество благополучия, был совсем не похож на ту часть города, где выросла Майте. Она чувствовала себя туристкой на далекой планете.
Дом Эмилио Ломели, выкрашенный в белый цвет, снаружи производил обманчивое впечатление скромного жилища. Эмилио открыл дверь и пригласил девушку войти. Майте невольно осмотрелась по сторонам. Высоченные потолки, стены, облицованные панелями из роскошного темного дуба. Помещение представляло собой открытое пространство, словно проектировавший его архитектор забыл про такое понятие, как перегородки, и столовая плавно переходила в гостиную. Акриловые кресла в виде пузырей, великолепный длинный диван с обивкой
