и могу раскрыть какие-то стороны… э-э-э… его характера.
Раскрыв папку, Хондажевский перелистнул лежащие в ней бумаги и спросил:
– И как долго он у вас проработал?
Всё время, пока молодой офицер городской стражи расспрашивал об истории службы Василия Таунена в качестве гувернёра близнецов, нашего героя не оставляло чувство, что не слишком-то подпоручика всё это интересует. Есть правила, вот по ним он должен обо всём этом спросить и ответы в протокол вписать. Потом вложить листочек в папочку и забыть навсегда…
Наконец подпоручик сложил ладони домиком и слегка склонил голову. Алекс подобрался: начиналось самое важное.
– Скажите, а как давно ваш… служащий интересовался темой трансмутации?
– Вообще не интересовался. Не говорил, не задавал вопросов, не обсуждал и книг домой не приносил.
– Хм… Чем же он занимался в свободное время?
Алекс задумался: как-то не замечал он за Василием каких-то серьёзных интересов.
– Вы знаете, по-разному. Поначалу, только придя к нам работать, он увлёкся дизайном интерьера. Ну, это понятно, я выделил ему комнату в доме, и Василию хотелось её обставить как можно лучше. Он читал журналы, даже на лекции какие-то ходил… Потом остыл, конечно, и занялся магическим оружием.
– В смысле? – вскинулся Хондажевский.
– Нет-нет! – Алекс приподнял ладони в успокаивающем жесте. – Никаких реальных огненных мечей или самонаводящихся ледяных стрел, у меня дети в доме. История изобретений, боевые маги, которые применяли всё это, летописи военных столкновений, возможности мирного применения… Всё исключительно по литературе, да и та в основном библиотечная. А потом… потом он заинтересовался своими корнями. Понимаете, пан подпоручик, Василий вырос без родителей, у какой-то дальней родственницы. И что именно произошло с его семьёй, эта родственница говорить отказывалась. Там вообще вышла не слишком красивая история, но я не стану её излагать без разрешения Таунена. Но он решил узнать всё в деталях… И выяснил постепенно, что, возможно, его прапрадедом был профессор Угле.
– Кто это?
– Последний пражский алхимик, – ответил Алекс, решив не уточнять, отчего подпоручик задаёт вопросы о трансмутации, и при этом не осведомлен о роли помянутого профессора в этой истории. – Именно он считается разработчиком полного заклинания общей трансмутации.
– Ах, вот как! То есть, ценные рукописи он украл исключительно из интереса к семейной истории?
– Насколько я понимаю, из пяти тетрадей Василий заплатил за четыре и дал чек для того, чтобы зарезервировать за собою пятую. Разве не так?
– Ну, вот пан Мечислав Войтыцкий утверждает, что нет.
– А могу я ознакомиться с его заявлением?
Подпоручик помолчал, потом сказал неохотно:
– Вот, вы можете посмотреть материалы дела. Но прежде я потребую от вас магическую клятву о неразглашении!
Верещагин лишь возвёл глаза к небу и протянул руку за текстом клятвы.
Документов в папке было немного: заявление пострадавшего, протокол беседы с ним и протокол допроса Василия. Кроме этого, подшито было заявление уважаемого гражданина Кракова пана Тадеуша Красницкого о том, что господина Таунена он знает лично и гарантирует его явку в городскую стражу немедленно по вызову.
– И всё? – удивился Алекс. – И вот ради этого я клялся, словно над раскрытой тайной Грааля?
– А чего вам ещё? – немедленно ощетинился подпоручик. – Дело только открыто.
– Ну-у… например, проводилось ли исследование этих самых тетрадей, о которых речь идёт? Какой-то независимый специалист дал заключение, являются ли они подлинными, или это вчерашняя подделка?
– Нет. Но пан Тадеуш, прежде чем принять дневники для продажи, их изучил и удостоверил подлинность.
– Ваш пан Тадеуш – лицо заинтересованное. В сказанном мною главное слово – независимый. Ладно, смотрим дальше… Владелец дневников – Мечислав Войтыцкий, и он сдал их на комиссию в букинистический магазин?
– Э-э-э… не совсем, – тут лицо поручика сделалось несколько смущённым, и он без особой надобности полез в ящик стола. – Он ещё не является владельцем, так как полгода после смерти его отца ещё не прошло.
– А что, завещания не было?
– Нет. Пан Бронислав умер внезапно.
– Совсем интересно…
Ещё раз перелистав жалкие странички, Алекс принял решение:
– Пан подпоручик, что-то я запутался совсем. Давайте сделаем так: я поговорю с Василием Тауненом и с паном Красницким и вернусь сюда. Мы с вами сходим пообедать, и за обедом изложим каждый своё видение проблемы. Годится?
Хондажевский напыжился и даже слегка покраснел от возмущения:
– Это что, взятка?
– Где? – оторопел Верещагин.
– Обед – это предложение взятки? Ну, вот что, вы, пан частный детектив, посмотрели материалы? – он забрал папку и сунул в сейф, старательно заперев замок. – Вот и идите, куда вы там собирались, не мешайте работать.
– Совсем плохо… – пробормотав это, Алекс покачал головой и вышел из кабинета номер двадцать пять.
Сбежал по лестнице, на входе вежливо кивнул дежурному и уже почти вышел, как вдруг остановился, а потом и вернулся на несколько шагов:
– Скажите, пан хорунжий, а где я могу найти капитана Пшемысского?
Хорунжий усмехнулся в усы, но никак комментировать не стал, а просто ответил:
– Капитан в кабинете не сидит, его ноги кормят. Но обычно, если время есть, он забегает перекусить в трактир «У Яна Неповита», это за университетом. Там хозяин, Толстый Пацек, ему можно оставить записку.
– Ага… Спасибо, пан хорунжий, попробую!
В трактире по раннему времени было тихо и пусто, только за одним из дальних столов сидел немолодой дядька с длинными рыжими усами, заправленными за уши. Перед дядькой стояла шеренга накрытых крышками горшочков и тарелок – штук десять, не меньше! – и он, раскрыв первый, что-то из него деловито поглощал. Алекс с уважением глянул на запасы, коротко поклонился и повернулся к хозяину. Тот меланхолически протирал стойку белоснежной тряпкой.
– Пан Пацек? – вежливо поинтересовался Верещагин.
– Так точно, Толстый Пацек к вашим услугам. Чего пану угодно?
– Мне сказали, что у вас можно оставить информацию для капитана Пшемысского, это так?
– Ну-у, если пану желательно… Только я понятия не имею, когда пан капитан здесь появится!
– Ничего страшного, – пожал плечами Алекс, вытаскивая из кармана карандаш. – Найдётся листок бумаги?
Нашёлся листок, и записка написалась легко и убедительно, и вообще, ему всё больше казалось, что выдернули его в Краков по пустячному делу, можно было и не ездить, а остаться дома, с детьми и с Барбарой. Справится Василий сам, что он, маленький?
Помотав головой, Алекс стряхнул странные, несвойственные ему мысли. Быстро дописал записку и отдал её Пацеку, потом повернулся к усачу. Тот доел содержимое пятой тарелки («Быстро он, однако! – поразился Верещагин), аккуратно облизал ложку и положил её рядом со следующим горшочком. Поколебавшись, Алекс сказал:
– Пан Пацек, дайте мне чашку кофе по-варшавски, я пока поговорю с паном.
И, не размышляя долго, подсел к столику
