запросто могло кончиться смертью. «По крайней мере, хоть кому-то есть до меня дело», — сказала она подруге, которая оттащила ее на обочину.
Даже после того как рак яичников стал причинять ей физические страдания (он вызвал кишечную непроходимость), Раднер больше беспокоилась об удовлетворении чужих потребностей, нежели собственных. Она стала обращаться за консультацией к различным специалистам. В чем заключалась проблема? «Неожиданно я начала задаваться вопросом о том, как понравиться такому количеству людей. Мне лучше принимать цитрат магния? А как насчет кофейной клизмы? Или и то и другое? Делать массаж живота или толстой кишки? Рассказывать ли доктору о других врачах, к которым я обращаюсь? В теле Гилды Восток встречается с Западом: западная медицина запихивает препараты в глотку, восточная — в задницу».
Когда Гилда, казалось, успешно излечилась от рака яичников, из нее сделали живой символ победы над раком, в этом качестве она появилась на обложке журнала «Лайф». Для многих она стала вдохновляющим примером, но «выздоровление» продлилось недолго. Она по-прежнему придерживались той роли, которую выбрала для себя в детстве, и ругала себя за то, что «подводит» окружающих, получив смертельный диагноз. «Я стала представительницей „Вэлнес Комьюнити“[21] и символом излечения. Я была образцовой пациенткой, которая болела раком и принимала активное участие в своем лечении. Теперь я чувствовала себя живым примером того, что это не сработало. „Я просто обманщица“[22] — думала я».
Только на пороге смерти Гилда наконец поняла, что не может быть матерью для всего мира. «Я не могла осуществить все, что мне хотелось. Я не могла продолжать звонить всем знакомым мне больным онкологией, не могла помочь вылечить всех женщин с раком яичников, не могла прочитать каждое полученное письмо, потому что это разрывало мне сердце… Я не могла оплакивать всех страждущих, я должна была позаботиться о себе… Важно понимать, что, пока вы не позаботитесь о самом себе, вы не сможете заботиться о ком-то другом».
8. От этого есть толк
Эду диагностировали рак во время обычного ректального осмотра, когда врач-терапевт обнаружил у него небольшое уплотнение: «Я пошел на биопсию, — рассказывает он, — у меня шесть раз брали образцы ткани предстательной железы. В одном из них обнаружили отклонение. Рак простаты. С этого момента я стал рассматривать различные варианты лечения, и все они сводились к резне, ожогам или отраве. Я общался со многими мужчинами, которым удалили предстательную железу, и с некоторыми, кто прошел лучевую терапию. Для большинства из них это было весьма паршиво».
«Вы не проходили никакое медицинское лечение?» — спросил я Эда.
«Я был у натуропата и занимаюсь гипнотерапией. Кроме того, часто анализирую себя и то, как я прожил свою жизнь».
Его выражение «резня, ожоги или отрава» подразумевает три основных метода лечения рака простаты, которые доступны на сегодняшний день: хирургическое удаление, лучевая терапия и химиотерапия. Для одних пациентов такое лечение проходит без вреда, у других оно приводит к неприятным последствиям, таким как недержание мочи и импотенция. Опубликованный в 1999 году обзор свыше сотни тысячи случаев простатэктомии показал, что «осложнения и реадмиссии после простатэктомии происходят значительно чаще, чем считалось ранее»1.
Такие риски приемлемы, если доступные методы терапии лечат или спасают жизни, но данные в лучшем случае противоречивы. Громкие информационные кампании, призывающие мужчин проходить скрининг-тесты на рак предстательной железы при помощи цифрового ректального исследования или анализа крови на простатический специфический антиген (ПСА), не имеют под собой научно доказанной основы. «Я считаю важным, чтобы люди понимали: обнаружив рак простаты, мы по-прежнему не можем гарантировать, что лечение сработает, — говорит в интервью «Нью-Йорк Таймс» Тимоти Уилт, доктор медицинских наук из Медицинского центра по делам ветеранов Миннеаполиса2. — Главный вопрос в проблеме скрининга: если лечение не работает, зачем для поиска опухолей мы используем ПСА?»
Сторонники радикальных медицинских подходов будут разочарованы, узнав статистистические данные, которые собрал доктор Отис Броули, врач-онколог и эпидемиолог из Национального института онкологии США. В тех местах, где широко практикуется скрининг, количество случаев диагностированного рака предстательной железы возрастает, а число мужчин, проходящих лечение, увеличивается, но уровень смертности от злокачественных новообразований простаты при этом остается неизменным3. Показатели смертности от рака простаты были даже несколько выше в тех районах, где активно проводился скрининг. Беспокойство также вызывают данные, опубликованные в «Журнале Национального института онкологии США»: мужчины, которые проходили интенсивное лечение рака простаты, имели более высокий шанс умереть от других видов рака, в отличие от мужчин, которые не подвергались какому-либо медицинскому вмешательству4.
Некоторые виды рака предстательной железы требуют медицинского вмешательства, однако на данный момент точно неизвестно, кто выигрывает от такого лечения. Большинство видов рака простаты развивается очень медленно, и мужчина может умереть до того, как злокачественное образование вызовет какие-либо проблемы со здоровьем, если это вообще произойдет. В других случаях рак настолько агрессивен, что к моменту его обнаружения лечение уже ничего не изменит. Поскольку не существует надежного способа определить, сработает лечение или нет, что «оставшиеся в живых» после рака простаты люди действительно переживают — свое лечение или болезнь? В случае злокачественной опухоли простаты широко применяемое лечение просто не соответствует принятым научным стандартам.
Общественность воспринимает ситуацию с позиции здравого смысла: чем раньше обнаружено заболевание, тем выше вероятность того, что врачи его излечат. Такие известные личности, как военачальник Норман Шварцкопф, игрок в гольф Арнольд Палмер или министр федерального правительства Канады Аллан Рок, которые уверены в том, что медицинское вмешательство спасло их жизни после того, как скрининговые тесты диагностировали у них рак простаты, выступают в качестве защитников ранней диагностики. Как сказал Отис Броули в «Журнале Американской медицинской ассоциации», принимая решение о прохождении скрининга и лечении рака предстательной железы, мужчины должны опираться на научные данные, а не на мнение современных общественных деятелей, ратующих за проведение ПСА-тестов5.
Несмотря на научную неопределенность, есть огромный уклон в сторону медицинского вмешательства. Даже если польза такого вмешательства сомнительна, лишь немногие врачи, столкнувшись с потенциально опасным заболеванием, готовы не вмешиваться в естественный ход событий. И даже хорошо информированные мужчины, вероятно, предпочтут «что-то предпринять», а не преодолевать боязнь бездействия. Но пациенты заслуживают права знать известную и, что не менее важно, малоизвестную информацию о раке предстательной железы.
Рак простаты стал первым злокачественным заболеванием человека, которое стали связывать с влиянием гормонов. Женщины с удаленными яичниками могут почувствовать улучшение состояния; так и кастрация у мужчин приводит к уменьшению опухолей простаты в результате снижения уровня андрогенов, то есть мужских половых гормонов.
