дней, 7 и 17 июля 1942 г., в Ташкенте, куда из Москвы был эвакуирован институт. С началом войны в том же регионе (г. Алма-Ата) проходили съемки одноименного фильма С. Эйзенштейна. Есть свидетельства, что в Ташкенте Р. Виппер встречался с С. Эйзенштейном[165]. В Ташкенте же проходило обсуждение драматической повести о Грозном Алексея Толстого; семьи Випперов и Толстых тесно общались[166]. В том же городе писатель В. Костылев сочинял свой громоздкий роман о царе и вскоре получил за него, как и другие упомянутые здесь авторы, Сталинскую премию.
Сессию вел директор института Истории академик Б.Д. Греков. В повестке дня значилось три доклада: Р.Ю. Виппера, С.В. Бахрушина и И.И. Смирнова. Тем самым Виппер был обозначен как ведущий специалист в данной области. Судя по отчету, в первый день сессии был выслушан и обсужден только один доклад Виппера. На втором заседании были заслушаны Бахрушин и Смирнов, однако стенограмма их выступлений не велась, о чем сохранилась соответствующая запись в официальном отчете, а само обсуждение провели формально и практически без дискуссии. Исходя из обстоятельств того времени и повышенного интереса к фигуре Ивана Грозного со стороны партийного и академического руководства, можно сделать вывод, что фактически собирались ради одного докладчика, т. е. ради профессора Р.Ю. Виппера. В обсуждении основного доклада приняли участие ведущие историки-медиевисты того времени: член-корреспондент АН СССР В.И. Пичета, член-корреспондент С.В. Бахрушин, И.И. Смирнов, академик Ю.В. Готье, В.И. Сыромятников. Присутствовавшая на заседаниях член-корреспондент М.В. Нечкина высказалась только по теме доклада Бахрушина. Но уже после сессии опубликовала в высшей степени хвалебную рецензию на только что появившееся второе издание книги Виппера «Иван Грозный». Почти наверняка на заседаниях присутствовали и другие лица, не зафиксированные в официальном отчете. Историк А.А. Зимин в воспоминаниях пишет, что в конце 1942 г. в Ташкенте был объявлен прием в докторантуру и аспирантуру института, куда вместе с ним поступили такие будущие знаменитости, как Б.Б. Кафенгауз, А.А. Новосельский, Л.В. Черепнин. Помимо перечисленных, в это время в Ташкенте находились члены-корреспонденты С.К. Богоявленский и С.Б. Веселовский[167]. Последний, как известно отрицательно относившийся к сталинской «концепции» апологетики царя-опричника, на этой сессии историков не выступал. Возможно, он там вообще не присутствовал, что странно, учитывая комплименты, которыми Виппер осыпал Веселовского во время чтения доклада, затем в подготовленной книге и в последующих изданиях. Веселовский сознательно самоустранился от участия в обсуждении произведений Виппера о грозненской эпохе, ни в этот период, ни в более позднее время работы любимца Сталина не упоминал ни положительно, ни отрицательно, и, думаю, делал это сознательно по просьбе непосредственного начальства и в целях самосохранения. Зато на собрании писателей и драматургов, проходившем весной того же 1942 г. и в том же городе, историк со всей силой обрушился на первый вариант пьесы Ал. Толстого «Иван Грозный» и одноименный роман Костылева. Кроме упомянутых лиц, в Ташкенте жил историк, издатель и переводчик записок Г. Штадена И.И. Полосин; его роль в випперовско-грозненской эпопее не ясна. Один из ярких специалистов по истории опричнины (ученик С.Ф. Платонова) П.А. Садиков умирал в осажденном Ленинграде.
Сообщение Виппера содержало свободное изложение новой главы и отдельных вставок из сданной в те же дни в печать книги «Иван Грозный» (второе издание)[168]. Вспомним, что в первом издании (1922 г.) автор предложил такую явную апологетику царя-опричника и так откровенно высказал тоску по сильной руке, способной навести порядок в среде разгулявшихся «монархомахов» и «либералов» XVI в., что вызвал резкую критику В.И. Ленина, М.Н. Покровского и других советских историков 20-30-х гг. ХХ в. (в том числе М.В. Нечкиной), в результате чего Виппер вынужден был покинуть Советскую Россию. И вот через двадцать лет он с почетом приглашен на Родину, уже обустроен и обласкан, эвакуирован вместе с другими ценными научными и культурными кадрами в Среднюю Азию, на его доклад созвана научная элита, срочно печатается второе издание книги как спешный военно-пропагандистский заказ.
Виппер мало что меняет в новом издании, а лишь дополняет его новыми разделами, содержащими апологетику не только царя и его внешней политики, но и опричнины. Поскольку во время работы над первым изданием автор не знал или сознательно проигнорировал записки немцев-опричников (Штадена, Таубе и Крузо), военнопленного Шлихтинга и ряд других важных источников XVI в., то тема опричнины и была избрана в качестве доклада. На самом же деле доклад не был ни информационным, ни аналитическим, а напротив, – это было откровенно апологетическое, пропагандистское и установочное сообщение. Своеобразие ситуации заключалось еще и в том, что в условиях ожесточённой борьбы с немцами на фронтах Отечественной войны, в качестве актуального идеологического оружия против них избирались воспоминания и размышления немцев XVI в., главным интерпретатором которых был назначен этнический немец-историк и недавний антисоветчик. Все то, что в 1939–1940 гг. должно было использоваться в качестве символов сближения с нацистской Германией, теперь, без значительной паузы, в условиях войны и поражений, должно было стать символами уничижения и вечного противостояния с агрессивным германизмом. Согласно существовавшей тогда практике «многоэтажной цензуры», текст доклада, конечно же, был предварительно написан и согласован со всеми «инстанциями», а после публичного чтения, прежде чем попасть в архив института, возможно, был автором выправлен. В личном архиве Виппера ни рукописного, ни машинописного экземпляра доклада сейчас нет. Свой доклад Виппер, скорее всего, читал по писаному тексту, поскольку стилистических погрешностей мало, чего не скажешь о текстах прений, записанных со слов выступающих. Возможно, экземпляр текста доклада был направлен для ознакомления лично Сталину, но в архиве вождя его нет. И тем не менее, академическим начальством текст доклада был направлен в высшие партийные инстанции, поскольку он лег в основу нового публичного выступления историка уже в Колонном зале Дома союзов в сентябре 1943 г. В те времена выступление в таком значимом месте без ведома Сталина состояться не могло.
* * *
Представляю читателю полный текст отчета с моими параллельными комментариями, публикуется впервые[169]:
«Научная сессия Института истории, посвященная теме
«Иван Грозный и его время»,
проходившей 7 и 17 июля 1942 г., город Ташкент.
Стенографический отчет.
7 июля 1942 г.
Председатель – академик Б.Д. Греков[170].
Председатель – Заседание научной сессии, посвященной теме Иван Грозный и его время» – разрешите считать открытым.
Институт истории, конечно, не предполагает, что в одном заседании можно осветить эту насыщенную содержанием многогранную тему. Мы только хотим показать частично хотя бы, как смотрит на эпоху Ивана Грозного и на него самого наша современная марксистская наука. Те достижения, которые были до сих пор сделаны в части отыскания новых источников, проливающих свет на
