видимо намекая на едва слышимый рев водопада. — Самое место, чтобы подлянку подкинуть.
— Ты бы уж определился, подставные у тебя следы или настоящие… — крякнул я, растирая саднящую шею.
Все-таки ворот у кольчуги придется укоротить…
Поглядев, как мужики начинают потихоньку прикладываться к флягам и болтать вполголоса, я уже хотел дать команду заткнуться да глядеть в оба, но передумал, едва сделав первый шаг.
Чертов берец! Все-таки шнурок застрял! Нет, так никуда не годится — опять мозоли натру.
— Так, дед, не двигайся… — опираясь на его ишака, я чуть приподнял шлем и потянулся к ботинку.
Едва проклятый шнурок оказался извлечен из голенища, как мир вдруг разорвался инфернальным звоном. Сквозь серую пелену в глазах проступали образы падающих тел, сверкающих на солнце стрел, брызг крови. Вместо криков, команд или лязга стали, окружение тонуло в визге умирающей рации.
Сидя на коленях, я тщетно пытался найти опору, дабы подняться, но чертов ишак куда-то запропастился. Хрип в ушах чуть стих, позволив различить едва заметный щелчок, раздавшийся откуда-то из леса.
Первое, что прорвалось в затуманенный разум, была картина разбитого отряда.
Слетевшая с дороги телега, забрызганная кровью трава, и мертвый рогач в окружении россыпи мужских тел. Убитых и обобранных. Обувь, кольчуги, оружие — все унесли. То ли сами бандиты постарались, то ли случайные крестьяне из ближайшей деревни. Хотя, какие тут деревни…
Даже кольчугу, с таким трудом собранную под мой размер — и ту сперли. Даже мешок с плащом и нахрен никому не нужным дневником.
Это сколько я в отключке провалялся? Судя по солнцу, время уже к вечеру. А куда бандиты пропали? Почему не добили? За мертвого приняли, трофеи собрали, да ушли? Ну да, точно — вон сколько крови в шлем натекло. А голова…
Притронувшись к затылку, я решил оставить самодиагностику на попозже. Елки-палки, надеюсь, это кусок от шлема выпирает, а не осколок пробитого черепа.
С трудом приняв сидячее положение, я машинально принялся хлопать себя по карманам в поисках сигарет. Странно, что куртку с берцами не забрали. Понимаю, что пропитанный потом гамбезон мало походит на сокровище, но берцы? Мужики часто на них слюни пускали, дивясь, что такая причудливая обувка без сносу уже второй год служит.
Хотя, судя по развязанным шнуркам, снять их все же пытались. Но то ли не смогли, то ли не успели. Спугнул кто-то? А кто?
— Живой всеж таки! Ну, здрасте-просраться… — надо мной нависло испещренное шрамами лицо. — Так и знал, что кто-нибудь да уцелеет! Правда, я на своего ишачка больше уповал…
Старик весело потрепал меня по плечу и плюхнулся на траву рядом, вручив мне початый бурдюк. Хлебнув воды чуть разбавленную вином, я спросил первое, что пришло в дурную голову:
— Кстати, а где он?
— Со склона навернулся и зараз, сракой через бурелом да в речку… — невесело хмыкнул дед, с кислой миной разглядывая мой затылок. — Болт ему прямо в зад угодил, вот бедолага и понес меня, куда глаза глядят. Чуть с собой с обрыва не забрал…
Удивленно подняв брови, он прервал медицинский осмотр и подобрал что-то с травы. Бронзовый арбалетный болт красовался сломанным наконечником. Так вот, что в голову-то прилетело!
— Экий ты, Четвертый, удачливый. Коли бы не срезнями стреляли, а шилом — быть тебе удобрением! Хотя, может статься, еще станешь… Головушку-то знатно разворотило. О, а вот и еще один! Этак целый кисет для самострела соберем! — весело воскликнул он, подбирая еще один болт.
— А остальные? Капитан? Или может, еще кто уцелел? Ты всех проверил?
Дед мигом сник. Бодрые глаза поблекли, а с лица смыло любые намеки на веселье. Поглядев на разбросанные по дороге тела, он качнул головой:
— Нет больше никого.
Только сейчас я заметил, что у протеза лежит мокрый плащ. С капитанской лентой на воротнике.
— Меж камнями в реке застрял. — вздохнул дед, заметив мой взгляд. — Я как с ишака сиганул, так и увидал. Сперва даже не поверил… Похоже, его первым приняли. Прямо на мосту с двух сторон зажали да в водопад и сбросили. По головке тюкнули, али как тебя, самострелом из куста… Вот и нету больше капитана. Как и ватаги нашей. Одни мы с тобой остались…
Старик с видимым усилием боролся за каждое слово. Сдерживал то ли гнев, то ли слезы.
И сдается мне, горевал он отнюдь не по ишаку, полегшему отряду или моей раненной бестолковке.
Мда… Этой дороге срочно не хватает подбитого танка и разрушенной многоэтажки. Для полного дежа-вю только бомбы не хватает.
Значит, вот что имел в виду дед, когда говорил «может статься и похуже». Не в сторону разбойники нас уводили — наоборот, на себя указывали. В засаду заманивали. А мы как дебилы… Ищи их теперь свищи! Этот барон разбойный, поди, в здешних лесах да болотах каждую кочку знает.
Ну какой хрен дернул капитана во главу встать? Если бы в разведку я пошел, то авось и обошлось. Уж с дедом на-пару чего и разглядели.
Поглядев на отвернувшегося старика, усиленно растирающего глаза, я попытался подняться на ноги, но не вышло.
Блин, мне бы скорую вызвать…
— Ладно, не пыхти. — прохрипел северянин. — Здесь сиди. Обожди пока скарб соберу и зараз в дорогу. Чую я, к утру лиходеи и вертаться могут. Уж больно много добра оставили. — твердо заявил дед, поднимаясь на ноги.
Так понимаю, о похоронах отряда речи не идет. Как и о мести за убитого сына. Конечно, вдвоем у нас шансов нет, но все же странно… Единственный сын, все-таки. Впрочем, старик всегда был скуп на эмоции.
— Куда пойдем-то? Обратно ты меня хрен дотащишь, уж без обид.
— Ясен-красен… Под твою задницу только рогача запрягать. — блестя мокрыми глазами, кивнул пенсионер. — Но не боись. За мост пройдем и у самой речки-говнотечки заночуем. Винца прокипятим, головушку полечим, а с рассветом, авось, и до города двинем. До Грисби отсюда рукой подать — пара дней хода. Назад-то вертаться теперь без надобности. Контракт-то наш тю-тю…
— И чего мы там делать будем?
— А ничего. За скарб сторгуемся, аптекаря подрядим, а там… Там уж разберемся. Лишь бы тебя за беглого не приняли, а уж работенку сыщем. А пока, мне кровь из сраки как надобно выпить… — дед заковылял к брошенному у дороги плащу завязанному мешком и выудил оттуда свою фляжку.
Хранимая для «особого момента» настойка
