же не каменное сердце?
Семерихин встал, подошел к окну, посмотрел из-за занавески во двор. На волейбольной площадке уже никого не было.
— Я не буду вас торопить, — сказала Людмила Васильевна. — Буду ждать вашего ответа до понедельника.
Когда Семерихин, покидая детский приемник, подходил к воротам, он заметил двух мальчиков, вскапывающих лопатами цветочную грядку в скверике двора. Это были Димка и черномазый паренек из Херсона.
Прикуривая сигарету, Семерихин посмотрел на мальчиков и пошел к тяжелым глухим дверям. Димка толкнул черномазого и уставился на Семерихина.
— Узнаешь?
— Кого?
— Да этого дядьку!
— Первый раз вижу, — сказал черномазый.
— Эх ты, шляпа. Айда!
Димка бросил лопату на грядку и побежал к жилому корпусу. Черномазый помчался за ним.
Мальчики с шумом вбежали в спальню. Прямо с порога Димка закричал:
— Слышь-ка, Юрка! Мы твоего батьку видели. Точь-в-точь похож на твой рисунок, гад я буду, если вру.
Юра поднялся из-за стола, где играл с ребятами в домино.
— Брось врать!
— Честное слово! — поклялся Димка. — Пошли, покажу.
Мальчики сорвались с места и побежали во двор к воротам. Но там уже никого не было.
Димка и Юра толкнули дверь. На их стук открылось окошко в середине двери и женщина-вахтер строго сказала:
— Выходить нельзя. Не разрешается!
Окошко захлопнулось.
В субботу с утра шел мелкий дождик. Во дворе детского приемника стояла тишина. Вдоль монастырской стены, где росли деревья с густой листвой, шел Григорий Романович. Вдруг он остановился и прислушался.
За сараем, в углу двора, раздавались глухие удары и позвякивание железа. Ребята рыли подкоп под стеной. Димка и Люська долбили кирпичи в стене молотком и зубилом, а Юра с черномазым пареньком Плошкиным разгребали землю железными лопатами. Все работали напряженно и молча.
Григорий Романович осторожно вышел из кустов, заметил надзирательницу у проходной, молча поманил ее. Она пошла к нему, увидала, что делается за сараем, сунула в рот свисток и что есть духу засвистела.
Ребята сразу всполошились, кинулись бежать. Но на пути у них встал Григорий Романович и надзирательница, загородили проход между сараем и стеной.
— Что же это вы, а? — сказал Григорий Романович. — Подкоп делаете?
— Кто зачинщик? — наступала на ребят надзирательница. — Небось Плошкин, здоровый бугаина? На тебе бочки с водой таскать, а ты даром казенный хлеб лопаешь. Ты еще ответишь за это!
Вперед выступил Юра, весь перепачканный землей, бледный и перепуганный.
— Это я виноват, — решительно заявил он. — Они для меня делали подкоп.
Григорий Романович усмехнулся.
— Похвально защищать товарищей, — сказал он Юре, — да только совсем не лестно обманывать старших. В этом никакой доблести нет. Придется отвечать за такие поступки.
— А чего нас держат под замком? — зашумел Плошкин. — Юрке нужно искать отца.
— А вы не пускаете, — сказал Димка.
— Молчать! — рассердился на ребят Григорий Романович. — Ступайте за мной!
На шум и крик стали собираться другие ребята. Неожиданно тут же появилась и Людмила Васильевна.
— Вот, полюбуйтесь на них, — строго сказал Григорий Романович. — Подкопщики, бежать собрались. А этот оказался главным, художественный руководитель. Что у тебя за книга? Дай-ка сюда!
У Юры за поясом была книга «Граф Монте-Кристо». Он протянул ее Григорию Романовичу.
— Ну и берите, — недовольно сказал он.
Людмила Васильевна посмотрела на ребят, укоризненно покачала головой.
— На кого вы похожи? Как черти чумазые. Сейчас же идите в баню, а после — в столовую обедать.
— То есть как это в баню? — удивился Григорий Романович. — За такие штуки строго наказывать надо.
— Пусть идут в баню, Григорий Романович, — твердо повторила свои слова Людмила Васильевна. — И отдайте, пожалуйста, Юре книгу. Возьми, Юра.
Григорий Романович отдал Юре книгу, с неудовольствием пожал плечами.
Надзирательница увела подкопщиков в баню. Все стали расходиться.
Людмила Васильевна и Григорий Романович медленно шли по аллее к административному корпусу.
— Я вас не понимаю, Людмила Васильевна, — обиженно говорил Григорий Романович. — С такими детьми нужна строгость и неуступчивость, а вы как-то нелогично поступили, да и меня поставили в глупое положение.
— Разве вы не видите, как мальчик страдает?
Григорий Романович молча развел руками. Он был недоволен ответом. И еще с большим недоумением и осуждением посмотрел на свою начальницу, когда она сказала:
— Я, кажется, возьму его завтра к себе на дачу. Хочу попросить мужа, пусть посмотрит, как мальчик рисует. Он сам увлекается этим делом. И Аленка моя будет рада, Не возражаете?
— Вам виднее, вы начальство. Я лично глубоко убежден, что либерализм никогда и никому не приносил добра, в том числе и в педагогических экспериментах.
Вся спальня дружно просыпалась рано утром, и ребята наперегонки бежали в умывальню. Юра чистил зубы, обливался водой, натирался полотенцем. Подошел к зеркалу, старательно приглаживал волосы.
К нему подбежал Димка.
— На собственной машине везут тебя на дачу? — спросил Димка.
— Ага. На зеленой «Волге», — похвалился Юра.
— Слышь, Юрка, попроси за меня Людмилу Васильевну. Скажи, хочу вместе с другом, со мной, значит. У меня грандиозная идея. Вмиг твоего батьку найдем. Мне бы только на свободу. Попроси, она согласится.
— Ладно, — сказал Юра. — Пошли.
Ребята заторопились.
Через час они уже сидели в машине и ехали на дачу. Юра сидел сзади с Людмилой Васильевной и ее десятилетней дочкой Аленкой. Впереди с хозяином машины Олегом Антоновичем сидел Димка.
— Нравится Москва? — спросил Олег Антонович.
— Красивая, — ответил Димка.
Юра молча смотрел в окошко, Людмила Васильевна следила за Юрой, поглядывая на него сбоку.
Димка все время косился глазами на руль, смотрел, как Олег Антонович держит ноги на педалях, следил за приборами.
Дача стояла на опушке леса, красивая и нарядная, как на картинке в детской книжке.
Машину оставили на полянке в тени деревьев, откуда начиналась тропинка к дачному участку.
Олег Антонович и Юра ушли к пруду с мольбертами. Олег Антонович учил Юрку, как правильно держать кисть и накладывать на холст краски.
— В природе не бывает чистых красок, — говорил он мальчику. — В синем пруду отражаются зеленые деревья. Яркий солнечный луч просвечивает листья и бросает зеленый цвет на коричневый ствол. Цвета перемешиваются, образуя сложную гамму.
— У вас здорово получается, — сказал Юра, оценивая взглядом картину Олега Антоновича. — Даже листик на воде плавает.
— Не зря я двадцать лет балуюсь кистями. У тебя тоже когда-нибудь получится, начни с малого. Видишь эту старую сосну? Присмотрись к ней хорошенько, попробуй написать.
Юра стал разглядывать сосну. Приготовил кисти и краски, положил первые мазки на холст.
Художники замолчали, каждый занимался своим делом.
Издали к ним доносились веселые звонкие крики Аленки и ломающийся, глуховатый голос Димки. Они с азартом играли в бадминтон. Когда воланчик упал у
