Книга Все твои совершенства - Колин Гувер

– Я соскучилась.

Я хочу скорчить обиженную гримасу, но мы говорим по телефону, и он все равно не увидит, поэтому я только выпячиваю губу.

– Завтра увидимся, – говорит он. – Обещаю. Просто мне кажется, что я слишком навязчив, а ты слишком деликатна, чтобы сказать мне об этом.

– Ничего подобного. Я грубая и прямолинейная и, если бы хотела, чтобы ты ушел, так бы и сказала.

Это правда. Если бы мне потребовалось личное пространство, я бы ему сказала. И он предоставил бы мне его без лишних вопросов.

– Я заеду за тобой завтра, сразу после работы и заберу тебя. И пойдем знакомиться с твоей мамой.

Я вздыхаю.

– Ладно. Но давай поваляемся перед тем, как идти к ней, потому что я уже психую.

Грэм смеется, и по его смеху я понимаю, что мое предложение вызвало у него самые непристойные мысли. Он смеется по-разному, в зависимости от того, что чувствует, и мне страшно нравится угадывать его мысли. Мой любимый вид смеха – утренний, когда я рассказываю ему о том, что мне снилось. Мои сны всегда веселят его, и в его утреннем смехе слышится хрипотца, потому что он еще не совсем проснулся.

– Увидимся завтра.

Он говорит тихо, словно уже скучает по мне.

– Спокойной ночи.

Я поспешно вешаю трубку. Мне не нравится разговаривать с ним по телефону, потому что он все еще не сказал, что любит меня. Я тоже не сказала. Поэтому, когда мы прощаемся, я всегда боюсь, что он решит признаться в любви именно в этот момент. Не хочу, чтобы он впервые сказал это по телефону. Хочу, чтобы он сказал это, глядя на меня.

Следующие два часа я занимаюсь тем, что пытаюсь вспомнить, какой была моя жизнь до Грэма. Я принимала душ одна, смотрела телевизор одна, играла в игры на телефоне одна. Может быть, не так уж это все и плохо, но надоело бы мне довольно быстро.

Странно. Я встречалась с Итаном четыре года и обычно проводила с ним один-два вечера в неделю. Когда я встречалась с Итаном, мне нравилось быть одной. Даже в самом начале.

С ним было хорошо, но одной мне было ничуть не хуже. С Грэмом все не так. Через два часа мне становится безумно скучно. Я наконец выключаю телевизор, выключаю телефон, выключаю лампу. Когда все погружается в темноту, я пытаюсь выбросить из головы все мысли, чтобы заснуть и увидеть его во сне.

* * *

Начинает дребезжать будильник, так громко, что я хватаю подушку и закрываю ею лицо. Обычно, когда Грэм рядом, он выключает будильник и дает мне пару минут, чтобы проснуться. Значит, теперь будильник будет звонить вечно, пока я не состарюсь.

Я сдвигаю подушку и как раз в тот момент, когда собираюсь прихлопнуть будильник, он отключается. Я открываю глаза, и Грэм поворачивается ко мне лицом. Он без рубашки, похоже, только что проснулся.

Он улыбается и целует меня в губы.

– Не мог заснуть, – говорит он. – Наконец сдался и после полуночи приехал сюда.

Я улыбаюсь, хотя в такую рань мне обычно не до улыбок.

– Ты соскучился?

Грэм притягивает меня к себе.

– Так странно, – говорит он. – Раньше я любил одиночество. Но теперь, когда у меня есть ты, мне одиноко, когда тебя нет рядом.

Иногда он говорит ужасно приятные вещи. Слова, которые мне хочется записать и сохранить навсегда, чтобы никогда их не забыть. Но я никогда не записываю их, потому что каждый раз, когда он говорит что-то приятное, я сдираю с него одежду: мне гораздо важнее, чтобы он оказался внутри меня, чем чтобы его слова попали на бумагу.

Именно это происходит и сейчас. Мы занимаемся любовью, и я забываю записать его слова. И когда в последнюю минуту пытаемся отдышаться, он поворачивается ко мне и спрашивает:

– Что я пропустил, пока ты спала?

Я качаю головой.

– Это полная дичь.

Он приподнимается на локте и смотрит на меня, давая понять, что просто так я не отделаюсь. Я вздыхаю и переворачиваюсь на спину.

– Ну хорошо. Мне снилось, что мы у тебя. Только твоя квартира была какой-то крошечной, занюханной дырой на Манхэттене. Я проснулась раньше тебя, потому что хотела сделать что-нибудь приятное и приготовить тебе завтрак. Но я не умела готовить, а у тебя были только коробки с хлопьями, поэтому я решила сделать тебе тарелку «Талисманов удачи». Но каждый раз, когда я пыталась насыпать хлопья в миску, из коробки сыпались только крошечные комики с микрофонами.

– Подожди, – говорит Грэм, прерывая меня. – Ты сказала «комики»? В смысле, чуваки, которые ведут юмористические передачи?

– Я же говорю тебе, полная дичь. Да. Они рассказывали анекдоты про мужа, вернувшегося из поездки, и про тещу. Я ужасно разозлилась, потому что всего-то и хотела насыпать в тарелку хлопьев, а вместо них вылезали эти маленькие противные дядьки, лазили по всей твоей кухне и рассказывали дурацкие анекдоты. Когда ты проснулся и вошел в кухню, я плакала. Ревела в три ручья и бегала по кухне, пытаясь раздавить всю эту шушеру стеклянной банкой. Но ты не испугался, подошел ко мне сзади и обнял. И сказал: «Квинн, все в порядке. Мы можем позавтракать тостами».

Грэм тут же падает лицом в подушку, давясь от смеха. Я толкаю его в плечо.

– Ну-ка попробуй истолковать это, умник.

Грэм вздыхает и притягивает меня к себе.

– Это значит, что отныне завтрак, вероятно, придется готовить мне.

Такой план мне нравится.

– Чего ты хочешь? Французские тосты? Блинчики?

Я приподнимаюсь и целую его.

– Только тебя.

– Опять?

Я киваю.

– Да, хочу добавки.

Я получаю на завтрак именно то, что хочу. Потом мы вместе принимаем душ, пьем кофе и отправляемся на работу.

Мы даже одну ночь не могли провести порознь, но это не значит, что мы живем вместе. На такой серьезнейший шаг ни один из нас еще не готов. Скорее, это просто означает, что мы больше не живем поодиночке. Если есть какая-то разница.

Его мать, вероятно, уверена, что мы уже живем вместе, так как думает, что мы встречаемся намного дольше, чем на самом деле. Теперь я бываю у родителей Грэма по меньшей мере раз в неделю. К счастью, он перестал выдумывать про нас невероятные истории. Я беспокоилась, что не удержу в памяти даже того, что он наговорил в первый вечер.