пытались меня, и я догадываюсь не только кто, но и почему.
Дельхарт помолчал, пытаясь загнать поглубже явственно рвущиеся из него фразеологизмы и непереводимую игру слов. Наконец он совладал с бешенством, направленным не на меня, а на неведомых преступников, и крайне вежливо сообщил:
— Слушаю.
— Э, нет, — дёрнула я уголком рта, что должно было означать лукавую улыбку. — Всё что я сейчас скажу, будет всего лишь голословным обвинением. Поймаем их на горячем. А для этого я должна умереть. Кроме того!
Я повысила голос, не сильно, но достаточно для того, чтобы Рис не рванулся куда-то прочь из комнат, рвать и крушить всех подряд. Внутри постепенно разливалось тепло от осознания, что угроза потерять меня чуть не свела этого сильного мужчину с ума.
— Кроме того, «умереть» мне будет лучше и по другой причине, — продолжила я уже тише, едва слышно. — Если меня собирались отравить всерьёз, попытки будут продолжаться, пока не достигнут успеха. А так я в относительной безопасности.
— Ты права, — шёпотом признал Дельхарт. — Но мне это всё равно не нравится.
— Лучше попритворяться пару часов и выявить преступника наверняка, чем ждать новый яд в каждой чашке, — пожала я плечами.
Мужчина тяжело вздохнул, но вынужден был согласиться.
— Ой, да на кого же ты меня покинула! — взвыла вдруг тётушка из своего укрытия в углу, напугав меня и в самом деле чуть ли не до полусмерти. — Кровиночка моя, как же я брату в глаза-то посмотрю! Не уберегла мою душеньку!
Мефру Винкс аккуратно отложила рукоделие, которым занималась пока меня приводили в чувство, подошла к кровати и немного покряхтев опустилась на колени рядом с изголовьем. Подмигнула мне и заголосила с новой силой.
Мы с Дельхартом переглянулись, и я с трудом сдержала нервный смешок.
Страсть к актёрству у нашей семьи, похоже, в крови.
Притворяться трупом оказалось совершенно невесело. Лежать неподвижно, стараясь выдыхать через раз, чтобы не тревожить белую простыню, которой меня суеверно накрыли, слушать причитания тётушки и сухой, сочувствующий голос доктора, выражавшего ей соболезнования так громко, что слышно было в соседнем посёлке, и при этом не ржать.
Последнее самое сложное.
К тому же последствия отравления давали о себе знать, и мне всё время хотелось кашлять, но приходилось сдерживаться, чтобы не нарушить маскировку.
Рыдающую на публику мефру Винкс мужчины вывели в коридор, и на некоторое время наступила тишина.
Я устроилась поудобнее, расслабилась и даже умудрилась задремать. Разбудил меня шорох у дверей. Ручка повернулась почти беззвучно, с лёгким едва слышным щелчком. Крадущиеся шаги приблизились к постели и замерли где-то в ногах. Я вовсе перестала дышать, осознавая, что от моего выступления прямо сейчас зависит результат расследования. Если мне не поверят…
То и добить могут. Один удар по голове, или подушка, и всё. А у меня сейчас сил не больше, чем у котёнка. Надеюсь, хоть Рис далеко не ушёл и дежурит где-то поблизости!
Лёгкое дуновение ветерка коснулось моего лица. Простыню приподняли и тут же уронили обратно. Отравитель, убедившись в успехе, поспешил на выход.
Дверь захлопнулась куда увереннее, чем открывалась.
Выдохнув, я сдула с носа прилипшую ткань, чтобы не мешала, и с чувством выполненного долга заснула.
Дальнейшие события будут происходить без моего участия. Я свою роль отработала на ура.
Разбудил меня Рис. Прокрался в комнату на рассвете, вновь сдёрнул простыню с моего лица и бесцеремонно устроился рядом прямо в костюме.
— Ты бы хоть разделся, — пробормотала я сонно, поворачиваясь на бок и закапываясь глубже ему в подмышку. Там было тепло, уютно, пахло мужчиной и немного зимней стужей.
— Не так быстро, мы едва знакомы, — хмыкнул Дельхарт, тем не менее обнимая меня за плечи.
— Сам хотел жениться на девице, которую видел раз в жизни издалека, — не удержалась я, хотя спать хотелось сильнее, чем препираться.
— Дурак был, — признал Рис. — А сейчас я хочу жениться на девице, которую не знаю вообще, но очень хочу узнать. Как думаешь, я поумнел?
— Не слишком, — критически оценила я его идею, и перевела разговор на более актуальную тему, хоть и не столь приятную для обсуждения: — Вы её поймали?
— Да, ты была права, — вздохнул Дельхарт, старательно укрывая меня поверх простыни пледом.
Ну какой из него сухарь и солдафон? Так, притворяется не слишком умело, чтоб подчинённые на шею не сели. Второго такого заботливого и внимательного мужчину поискать ещё.
— Стоило тебе «умереть», Паули засуетилась. Поднялась сюда, проверила — я чуть не поседел на всю оставшуюся шевелюру, честное слово.
— Прости, — мурлыкнула я, приподнимаясь на локте и поправляя белую прядь на виске. — По-другому было бы муторнее и сложнее доказать её вину.
— Ты права, но радости мне это не добавляет, — вздохнул Рис и продолжил: — Она прямиком направилась в ближайшую деревню, отчитываться сообщникам о проделанной работе. Тут-то мы их всех и повязали. Всех троих: её саму, старшего брата и жениха.
— И что они делали в замке? — поинтересовалась я, когда пауза затянулась.
Дельхарт не торопился делиться сведениями, а судя по донёсшемуся до меня всхрапу, так и вовсе задремал. Я потормошила его без всякой жалости — я-то не в курсе, из-за чего меня убить пытались, да и выспалась за день!
— Что они там забыли?
— Контрабанду они там держали, — сонно пробубнил Рис из последних сил. — Ты будешь смеяться, какую.
— Ну? — я ткнула его пальцем в бок, и сильный мужественный военный дёрнулся, кривясь от щекотки.
— Луковицы! — фыркнул он, отлавливая мой наказующий перст, целуя его и укладывая мою ладошку себе на грудь. Ещё и своей рукой сверху прижал, чтоб не вырывалась.
— Луковицы? — повторила я, пребывая в ступоре.
Я чуть не сдохла из-за каких-то овощей?!
— Уникальные луковицы редких пород тюльпанов и нарциссов, — пояснил Дельхарт. Он моё недоумение разделял, потому разъяснил подробнее: — В Унтервальде их селекционируют, выращивают, и продают срезанные цветки на экспорт по бешеным ценам. А луковицы вывозить из страны нельзя. Там чуть ли не смертная казнь полагается нарушителям. Так что семейка немало рисковала, перетаскивая эти сокровища по одной-две штучки за раз. А их там было не меньше сотни! Как только умудрились… При условии, что их не арестовали бы на рынке — а я думаю, у них и покупатель
