уехал в неведомом направлении. Олег, тебе, получается, со стороны местной власти помощи лучше не ждать. Но у меня есть идея, куда тебя можно пристроить, только для этого надо позвонить председателю, а он в столице. Теперь касаемо Каси: она в этом доме одна не останется. Еще руки на себя наложит, не Исход, поэтому надо собрать ее вещи и перенести ко мне. Я за ней и присмотрю, и уход обеспечу, пока не оклемается. У кого какие вопросы?
Олежка, задумчиво обкусывая губы, на свой страх и риск решил робко высказаться:
– Я буду жить в палатке, мне бы только работу временную найти. Дрова, например, наколоть, воду наносить.
– Ох ты ж самостоятельный, даже думать прекрати, – оборвала его Матрена. – Я уже знаю, чем твоя жизнь в палатке закончится, – воспалением легких! Лично твою палатку в костер выкину, если узнаю хоть о попытке в ней жить. К себе не приглашаю, извиняй, у меня и так теперь не дом, а женское общежитие. А вот раскладушку в администрацию выделю. Да, дом старенький, но ничего, потерпишь. Главное – крыша над головой.
– Я самостоятельный мужчина, могу сам о себе позаботиться… – начал было Олежка, но не договорил.
По щелчку пальцев бодрой старушки ножки стула, на котором сидел рыжий, подломились и отправили пятую точку паренька в блистательное приземление на копчик.
БУХ!
– Я еще разве не сказала, что со мной спорить нельзя? – спокойным и невозмутимым тоном уточнила Матрена. – Так вот сообщаю: если я говорю прыгать, значит, прыгаем. Возражения не принимаются. Я не от самодурства это делаю, а для вашего же блага. Я бабка старая, многое повидала, и в курсе ли ты, Олежка, что у тебя на ауре все твои болячки видны?
– Н-нет, – пролепетал ошарашенный паренек.
Такого поворота событий он не ожидал явно.
Я сидела и наслаждалась зрелищем: бойкая столетняя Ёжка против молодого, пусть и нелепого, но мужика.
– А я расскажу. У тебя хронический бронхит, аллергия на цитрусы, близорукость, магически исправленная. Чужую магию на глазах вижу! – И, пока Олег оправлялся от шока после перечисления его диагнозов, Матрена переключилась на Дашу: – А ты чего молчишь? Думала, я не замечу? Здоровой показаться захотела и решила не признаваться? Сколько часов у тебя уже голова болит?
Из Даши после таких слов будто стержень вынули.
– Часа два, и усиливается, – аж шипя от боли, тихо произнесла она. – Вы же меня дома заставите сидеть, а мне практику надо сделать.
– Голову тебе надо сделать, а не практику. Сейчас домой придешь, буду и тебя лечить.
До меня, кажется, дошло, отчего Даша периодически кривилась. Неужели очередной приступ? Что-то зачастило. Надо будет с папой связаться, узнать подробнее, может, лекарство какое ей выпишет.
Я еще раз обвела взглядом кухню, Матрена продолжала учить уму-разуму Дашу, Олег потирал ушибленную пятую точку. Что-то в этой картине мне упорно не нравилось, казалось неправильным, обманным, но я не могла понять что.
Наверное, дело в расшалившихся нервах, надо у бабушки попросить успокоительного, иначе точно свихнусь.
* * *
Вечер этого дня был не менее сумасшедшим, чем его утро.
Матрена все же связалась с внуком по телефону и уговорила Терентьева взять Олега временным почтальоном, якобы много ума таскать письма и газеты не требуется, так что должен справиться. На хлеб с молоком заработает.
Рыжего оставили обитать в администрации, из дома Каси для него притащили раскладушку, дали несколько одеял и напутствовали обживаться в казенных стенах. При этом, правда, пришлось с умным видом прочесть ему лекцию о пожарной безопасности, так, на всякий случай.
Олежка инструкции выслушал внимательно и, пообещав вести себя прилично, распрощался со всеми до завтра.
Кассандру после чаепития разбудили и рассказали, что хочет она того или нет, но в ближайшее время жить будет у Матрены. Эльфийка не сопротивлялась, наоборот, с охотой собрала вещи и спешным шагом пошла в новый дом. Судя по ее настроению, она была только рада покинуть ставшее ненавистным жилище.
Даша же, выпив несколько обезболивающих таблеток, заявила, что пойдет дорабатывать рабочий день в архив, за что едва не получила затрещину от бабушки. В итоге, сдавшись, была препровождена под бдительным конвоем до жилья Матрены и насильно уложена в кровать отдыхать.
Спустя несколько часов непрерывной суеты на ногах остались только я и неугомонная бабушка.
Кассандра спала, напившись успокоительного, Даша тоже отдыхала, но под слоем многочисленных примочек. Я бы сама с удовольствием рухнула на кровать, если бы не обещанный бабушкой разговор и не скребущая на душе тоска: кто же виноват в случившейся с эльфийкой беде?
Мы молча сидели на кухне, бабушка помешивала ложечкой уже остывший чай, а я просто ждала, когда Матрена начнет рассказ. В этот момент старушка впервые показалась измученной, а бешеная энергия, бурлившая в ней еще несколько часов назад, видимо, взяла выходной.
– Устала я, Василиса. От беготни, суеты, от жизни, в конце концов просто устала, – выдохнула она.
Вот что может ответить девчонка двадцати лет опытной столетней женщине на такую фразу? Правильно, ничего. Так что и я не смогла. Сидела и смотрела, как Матрена помешивает холодный чай. Но ответных реплик от меня и не требовали.
– Да не гляди ты на меня так, – продолжила она. – Глазенки кошачьи свои вылупила и смотришь… – Очередной глубокий вздох. – Не виноваты вы в потере Каси, сама она… сама.
Бабушка опустила взгляд в столешницу.
– В общем, Кася догадалась обо всем, – начала она, – тем же вечером, когда вы разбили зеркало. Чары ушли резко и болезненно. Когда Дмитрий Петрович поздним вечером явился домой, она ему высказала все, что о нем думает. Удивительно, но он даже отпираться не стал…
По словам Матрены, они наговорили друг другу кучу гадостей. Законник сказал, что она ему никогда не была нужна, в ответ Кася кричала что-то о сломанной жизни. Хуже всего стало, когда речь зашла о ребенке. Курочкин равнодушно заявил, что ему не нужен ребенок от магически не одаренной полукровной эльфийки. Все эти годы он ее использовал для плотских утех как красивую игрушку. А если он захочет когда-нибудь детей, то для этого выберет более подходящую женщину, сильную в магии.
Я нервно сглотнула; никакой логикой не получалось оправдать поступок Курочкина, чем бы тот ни руководствовался. Отказываться от своего ребенка просто потому, что тот будет обычным человеком, как, собственно, и его отец? Что за бред!
– Но он же сам человек, он сам ее выбрал. И даже женился, как же так? – не понимала я.
– У Курочкина тяжелое детство. Его воспитывал отец, а мать была друидкой из древнего рода. Но умерла рано. В итоге рос наш законник одиноким и несчастным мальчиком. Помнится, он всегда надеялся, что в нем проявится мамина магия, но не сложилось. Видимо, так и осталась у него
