только не придумывали вариантов, чтобы вырваться из лагеря. Конечно, одно дело предложить какой-то вариант, но чтобы его исполнить, сразу же встречаются непредвиденные трудности. Что тут не говори, а вырваться из этого лагеря трудно.
Я первый раз угадал на работу в числе восьми человек. Нас на автомашине увезли на железнодорожную станцию. Здесь пленных охраняла не лагерная охрана. Тоже немецкие солдаты, но они к лагерю никакого отношения не имеют. Мне кажется, что пленных в лагере брали как-бы под расписку. Столько-то взяли на работу, столько же и должны вернуть. Точно к ужину пленных возвращали в лагерь. Здесь я немного отошел от основного рассказа. Да…Нас привезли на железнодорожную станцию. Дали нам каждому по железной выгребной лопате и заставили нагружать уголь в машину. Затем на этой машине поехали в город и там разгружали уголь во дворе большого многоэтажного дома. Что находилось в этом доме мы, конечно, не знали. Но, кажется, какое-то учреждение, так как около дома часто останавливались легковые автомашины и из них выходили военные и гражданские лица с портфелями. Кто они эти гражданские, немцы или русские, не разберешь. Но одно ясно, что это немецкие служащие. За день мы сделали четыре рейса. После окончания работы на всех дали булку самого настоящего серого хлеба и пачку сигарет. Ну, что ж, неплохо и это. А могли бы и совсем не дать. Требовать ведь не будешь.
На станции нам удалось перекинуться несколькими словами с рабочими – железнодорожниками. От них узнали, что в городе уже началась эвакуация предприятий. От них же узнали, что Сталинград взят нашими войсками. Армия Паулюса разбита. Вскоре об этом уже знал весь лагерь. От таких хороших вестей настроение пленных улучшилось. Теперь немцы побегут, а тогда возможно вырвемся и мы на свободу. День и ночь только и думали о свободе. А дождемся ли мы этой свободы? Но за свободу надо бороться, а мы пока что сидим, сложа руки, и ждем, чтоб кто-то нас освободил. В общем, дела пока что ни к черту негодные!
Второй раз я на работу угадал в группе пяти человек. Где-то в центре города Ростова, во дворе четырехэтажного дома мы пилили дрова в две пилы, а один из нас колол. Дрова складывали тут же в поленницу. Охранял нас пожилой немец невысокого роста, вооруженный автоматом. Хотя день был особенно холодный, наш охранник был одет по-летнему. В сапогах, в тонкой зеленой шинели и даже в пилотке с подшлемником. Он больше всего стоял ногами в каких-то соломенных огромных ботах, но, видно, и они не особенно грели, так как часто из них вылазил и начинал пританцовывать. Когда уже было совсем невтерпеж, бежал греться в коридор нижнего этажа этого дома. Нас тоже забирал с собой, боялся оставить. Этот охранник оказался не особенно вредным. Быстро работать не заставлял, лишь бы только не стояли на месте. Даже каждому из нас дал по сигарете. Несколько раз пробовал заговорить с нами, но ничего не получалось, так как он не понимал по-русски, а мы не знаем немецкого языка. Хоть и не вредный этот немец, а все же за нами следит в оба глаза. Оружие из рук ни на минуту не отпускает. Уже перед концом работы мы около получаса грелись в коридоре этого дома. По коридору взад и вперед сновали немецкие офицеры с портфелями и папками. Частенько пробегали и накрашенные девушки, хорошо одетые, похоже, что немки, а вообще-то черт их разберет, так как они пробегали молчком. Тут как раз находилась лестница на второй этаж. Иной раз около этой мраморной лестницы останавливались сразу по нескольку офицеров. Они курили и о чем-то разговаривали. Мы попробовали попросить у них сигарет. Офицеры внимательно посмотрели на нас, затем вытащили портсигары, достали по несколько сигарет и бросили их на грязный пол. Вот ведь, сволочи, что делают! Боятся испачкать об наши руки свои холеные ручки. Или считают, что не к лицу немецкому офицеру подавать в руки русскому пленному сигаретку? Бросили на пол и смотрели, будем ли мы с полу поднимать. Пришлось нагнуться и взять, иначе кончилось бы для нас плохо. Они могли бы тут же позвать солдат и нас бы жестоко избили. После этого мы еще часик поработали, затем охранник посмотрел на часы и сказал: «Работ капут». Через несколько минут нам вынесли в эмалированном тазу примерно с полведра отварных макарон. Может это и объедки? Но мы были голодные. Тут же около дров мы моментально опорожнили таз. Первый раз за все дни плена мы наелись досыта. И кроме того, у каждого из нас было про запас по целому десятку сигарет. Когда мы ели, охранник подошел к нам совсем близко, огляделся вокруг и сказал очень тихо: «Сталинград капут». А один из нас, как будто не зная в чем дело, спросил немца так же тихо: «Сталинград Сталин капут?» Немец замотал головой и совсем тихо сказал: «Сталинград Гитлер капут!» и тут же быстро отошел от нас и начал ворчать, показывая на часы, что мы так долго едим. Действительно, не прошло и пять минут после этого, как подошла за нами машина, в которой сидело уже много пленных. Нас повезли в лагерь.
Еще один раз мне пришлось побывать на работе. На этот раз нас было человек тридцать. В самом центре города нас заставили выносить из большого многоэтажного дома койки, столы, гардеробы, стулья, ну, в общем, разную мебель и другую рухлядь, а затем все это грузить на машины. Здесь находился военный госпиталь, но раненых уже успели эвакуировать. Разгрузкой госпиталя руководили четверо пожилых немцев и один совсем молоденький-молоденький солдат. Самое большое, ему было лет 15-16. Он даже за собой не следил, у него почти беспрерывно из носу шли сопли, и он их время от времени вытирал рукавом шинели. С третьего этажа нас человек семь или восемь стаскивали гардероб и как-то нечаянно углом гардероба толкнули этого сопляка и он, конечно, упал и сосчитал несколько лесенок. Что было потом?! Как зверь наскочил на нас с палкой и начал каждого жестоко избивать. Каждый из нас получил по несколько чувствительных ударов. Меня ударил по голове и очень сильно по руке. Хорошо, что на нас надевано было много одежды, а не то бы ребра переломал. После работы нам даже закурить не дали. И только перед самым приходом машины подошло несколько женщин и попросили охранников передать нам кое-что из продуктов. Охранник приказал все вывалить на землю,
