что-то шептавшая, мягко положила маме руку на плечо и чуть потянула назад:
— Сама-то она не смогла б, женщина эта. Говорю же, к колдовке обратилась, к икотнице. — Знатуха вдруг сощурилась и тоже вгляделась в Алинино (Палашкино?) лицо, но не как мама, а с каким-то узнаванием. — Да никак это… Ох…
— А-а-а, вот знаешь, знаешь мою матеньку, а не куснешь. Одна породила-изладила, другая подсобила-подпустила. Икру лягушачью, голову кошачью сушила, молотила, варила, в туеске растила. Мушкой бз-з-з! Я подложена сидела, дождалася! Шесть годочков, шесть кошачьих усочков. Матенька тебя, старуха, сильнее! Тпру-у, пру-у!
Лицо Алины аж посинело от напряжения, а проклятая икотка все не унималась.
— Про кого она говорит? — прошептала мама Ульяне Ильиничне.
Знатуха все это время слушала Палашку и головой кивала, будто каждое слово икотки подтверждала.
— Есть тут у нас одна, сильная колдовка. Сильная. Трудно мне будет, но не отчаивайтесь. Выгнать трудно, а заглушить точно заглушу. Налажу.
— Дурачина, дурачина, не поймаешь, не накажешь! Не прогонишь, не заглушишь, не наладишь! Йой, ёшки-ёшки-ёш- ки-йой!
Алина вдруг замахала руками, как большая птица, закрутилась на пятках волчком, издавая при этом какое-то лошадиное ржание, кошачий вой и раздражающее жужжание, все одновременно и быстро-быстро.
Она гримасничала, высовывая неожиданно длинный язык чуть ли не ниже подбородка, и била себя кулаками по голове и ладонями по ушам, сорвала платок и принялась выщипывать волосы, то есть ту щетинку, которая успела вырасти.
Вдруг вытянулась в полный рост, потом резко откинулась назад, хлопая обеими руками себя по животу. Я подумал, Алина сейчас упадет, но она, продолжая выгибаться назад, невероятным образом почти коснулась затылком пола, продолжая бить себя. Непонятно, как в такой позе возможно сохранять равновесие…
Даже не представляю, могут ли так изгибаться гимнасты. но выглядело это жутко. Наверное, жутче, чем если бы она пробежалась по потолку, как мечтал увидеть Артем.
Артем… Это совершенно неинтересное зрелище, особенно когда подобное происходит с твоей собственной сестрой!
Теперь Алина упала на пол, изгибаясь совершенно немыслимым способом, выворачивая руки и ноги под неправильным углом, царапая пол так, что ногти ломались, и завывая, кажется, несколькими голосами сразу.
Мама снова бросилась к ней, пыталась удержать, обнять, но сестра брыкалась, и плевалась, и дико бессвязно орала.
Видеть это все было невыносимо. Страшно и отвратительно.
Наверное, я тоже мог как-то помочь маме держать Алину, но вместо этого застыл в каком-то ступоре, и воздух вокруг стал вязким и плотным, вдыхать его было очень трудно. Голова сделалась чугунной, словно на нее нацепили огромный мотоциклетный шлем. Перед глазами стало как-то расплывчато.
Я сделал вдох раскрытым ртом.
Это не с нами, не с нами! Не со мной, не с Алиной!
Случайно повернувшись к старушке, вдруг заметил, как внимательно она смотрит на меня, будто взгляд ловит. Едва заметно кивнула на дверь.
Да я с радостью отсюда уйду! Уползу, точнее, потому что ноги дрожали от страха.
Вне комнаты, кажется, и воздух был другой, легкий. Дело даже не в запахе ладана. Во всем. Меня даже подташнивало. Голову сразу от шлема освободило.
Я совсем забыл о знахарке, которая вышла за мной следом, поэтому даже вздрогнул, когда она положила мне свою маленькую и очень-очень горячую ладонь на плечо.
— Из кошачьей головы пришла. На кошачью голову сделано.
Я сначала не понял. Потом дошло.
— Но у нас нет кошек. Вообще домашних животных теперь нет. Был попугайчик…
— Ищите кошачью голову, — словно не слушая, повторила старушка, развернулась и ушла обратно в комнату, плотно закрыв за собой дверь.
Что за кошачья голова? Бред какой-то. Вспомнилась пропажа Кешки и как проклятая Палашка мучила Алину из-за одного упоминания котенка, кричала: «Птичка вкусненька, только перья гадкия! Бз-з-з!». Я опустился на корточки, прислонился к стене и закрыл глаза. Тошнота постепенно прошла.
Зачем маме было знать? Убедиться, что насланная порча убила бабушку, а теперь может убить и Алину?.. Так, что ли?
«Птичка вкусненъка, только перья гадкия! Бз-з-з!»
Не верю, что проклятая икотка заставила Алину нашего попугайчика… Даже язык не поворачивается сказать. Да, сестру рвало тогда, но ведь это и от нервов могло быть. Нельзя икотке во всем верить. Не могла Алина Кешку… Не стала бы…
Алина не смогла бы, а Палашка смогла…
— Ты, мальчик, больше не ходи с ними, не ходи. Не для тебя это. Сестра твоя опять спать будет, ты не тревожься. Ступай пока.
Бабушка Ульяна ласково кивнула мне и ушла обратно в дом, закрыв за собой дверь.
Глава семнадцатая
Я вышел за калитку знахаркиного участка, надвинув бейсболку на глаза, и бесцельно зашагал по улице, сам не зная куда. Как отравленный какой-то.
На заросшем пятачке у дороги резвились мелкие дети. Хоть с ними играй, ага. Я такой же бессмысленный, как этот их каженник. Слоняюсь неприкаянный, без цели и интереса. В обморок чуть не грохнулся.
Тут же увидев знакомую несуразную фигуру, я даже не удивился. Эффект дохлой лошади, не иначе. Только теперь Ленька не просто стоял, привалившись к забору, как плохо укрепленное пугало. Он двигался, но так же странно, как выглядел. Вот качнулся, будто потерял равновесие, сделал один шаг, другой. Как плохо откалиброванный механизм.
Я был готов и даже не вздрогнул, когда каженник заорал:
— Шел, шел и нашел! И опять потерял!
Только теперь в голосе его был не истеричный надрыв, а нескрываемая злость. И глаза осмысленные, не как обычно. Я проследил за его взглядом, и увиденное меня дико напрягло: опять тот гнусный мужик, который ко мне приставал. Теперь он не просто смотрел на играющих детей. Он стоял в самой гуще малышни и сухой рукой со скрюченными пальцами придерживал лохматую голову какого-то мелкого пацана, лет. наверное, пяти. Тот не вырывался, ничего, застыл, как загипнотизированный. Что там этот стремный мужик ему говорит?
— Бадя, бадя.
Ну конечно, отлично он умеет разговаривать нормально. Со мной-то говорил… Если только действительно не гипнотизирует.
Алина ведь тоже слышала это идиотское бормотание… А мужика не видела.
Мимо меня прошкандыбал Ленька. Я и забыл про этого юродивого, уже прикидывал, как мне пацана спасать…
Так, секундочку, он что же, тоже этого мерзавца видит?
— Шел, шел и нашел! И опять потерял!
Мальчик под рукой гугнивого дернулся, словно просыпаясь, и с ужасом посмотрел сначала на мужика, а потом на меня, взглядом умоляя о помощи, но не издавая ни звука.
Ленька видел. Как и я. Другие
