верблюдов, что наносит вред имуществу подданных и бедняков и подымает [все] цены?»
Но и такое решение не было принято властями и никем не было одобрено по той причине, что средства к жизни народу добывать стало трудно, ремесла и работа потеряли свой блеск, благополучие в народе исчезло. День и ночь молились за его величество эмира: «О боже, да станут их величество миропокорителем».
Так, конец нити порядка и совета выпал из рук людей этого города. Каждый искал от другого какого-либо средства, но пути не находил. Войску не было покоя, беднякам не было безопасности, а богачам довольства. Каждый разрывал глаза, ожидая обновления державы и веры, но никаких следов этого не увидел, хотя уже было близко начало третьего столетия после тысячи. И как бы ни стремился каждый что-либо сделать для того, чтобы обновить государство и нацию, это плодов не давало, так как был близок конец 300-летию этого тысячелетнего цикла [1300 г. Хиджры, или 1900-й]. Тем более, что небесные предводители содействовали этим беспорядкам и смутам. Одно высшее сочетание небесных светил случилось около 98 после 1000, в месяце соур или начале месяца джади[266], а еще одно неблагоприятное сочетание в 1302 г. в созвездии Рака. Оба они предшествуют переворотам, переменам и смутам. И влияние этих двух констелляций остается в силе, чтобы проявиться в течение пятидесяти лет после тысячи.
[Следует ожидать], что или каждый год, или в течение пяти или десяти лет произойдет какая-нибудь смута. Прекращение этих смут, можно предположить, произойдет в 350 г. Однако это произойдет после великого побоища, которое проистекает из противолежания светил и злочастия гороскопов ученых и противоположности султанских звезд. Не говоря уже о том, что [должно произойти] по мелким приметам этих констелляций.
Эмир Музаффар скончался, а на его место воссел Абдалахад — его преемник. А русские открыто [на глазах у всего народа] господствовали в Бухаре и ее окрестностях. И если предыдущий вручил [русским] государство и сделал он это скрыто и тайно, то вновь пришедший эмир открыто отдавал [свое] государство [русским]. И никакого явного новшества не проявилось. Но гадальщики и люди, занимающиеся подсчетами и умозаключениями, предполагали, что после эмира Музаффара тот, кто станет во главе государства и займет трон, — будет обновителем столетия и вере и государству подарит блеск и сияние. И в государстве заново установит порядок.
Нет, нет! Все эти мысли и надежды развеялись в, один момент. Ай, вай лучше не стало, а стало хуже! Прежний эмир хоть произвел обновление в развитии танцев и пения, фокусничества и клоунского искусства. Этот же эмир оживил [только] базар глупцов, дураков и неразумных. И из всего существующего на сеете не выбрал ничего, кроме еды и сна. И если отец [его] ласкал негодных, то иногда и благородным давал поллепешки. Однако сын его и эту половину лепешки перестал давать.
Надежда предсказателей на обновление нации была основана на том, что творец и создатель, разрушив город или деревню злом и насилием угнетателя, сделает их процветающими справедливостью другого.
Но причина и источник всего этого заключается в угнетении и предательстве по отношению друг к другу самих бедняков и крестьян. И поскольку они не сопротивляются и не раскаиваются в тирании первого насильника, то им сажают второго насильника во главе государства. Он должен наказать народ, а если не сделает этого, то третьему передаст власть над ними; и так все дальше и дальше до тех пор, пока все-таки раскаются, иначе город и селение будут разрушены или на их место посадят других. Точно так же справедливые правители. Если одному из чиновников дадут власть над какой-нибудь местностью, а он будет совершать насилие и притеснение, то он [справедливый правитель] заменит его другим, который будет справедливым и милосердным к народу. После того, как ковер государства и дела правления Бухарой перешли к эмиру Абдалахаду, он пошел дальше отца. Всем стало ясно, что беднякам и подданным этого государства не приходиться ждать улучшения, а разврат и порча не приостановились. И сейчас тень смут и бедствия распростерта над их головами. Несчастья и бедствия всегда наготове войти к ним в дверь, В конечном счете все эти несчастные события были органически присущи этому времени и наблюдатель обнаружил бы их во всех делах.
Вскоре пишущий эти строки был вынужден в третий раз отправиться в императорскую столицу.[267] До этого я находился в углу покоя, довольствуясь сухим [хлебом] и водой. И был спокоен. После победы русских над Хорезмом эмир Музаффар отправился в область Кеша,[268] чтобы склонить к себе бедняков и войско. Благословенное письмо обо мне прибыло к кушбеги: такого-то прислать к августейшему стремени для того, чтобы он вместе с послом отправился в страну русских. Я полагал, что, возможно, по случаю победы над Хорезмом русским напишут поздравительное послание и сделают кого-то послом. Поскольку я жил отшельником и искал уединения, то был в неведении [относительно] государственных дел. Причина же отправки этого посольства была другая.
У императора был назначен свадебный праздник. Правители Самарканда написали эмиру, что по случаю такого события приличествует послать посла с изъявлением дружбы и лояльности, потому что на этот праздник прибудут люди [из] всех государств.[269]
Одним словом, на этот раз Мухаммад кушбеги дал мне лошадь и снаряжение и поспешно отправил к стремени султана. Приехав в Шахрисябз, я остановился в медресе и пошел с приветствием в ставку. [Там я] не заметил признаков интереса к посольству и путешествию ни с] чьей стороны. Два-три дня утром и вечеров по нескольку часов околачивался во дворце. Никто ни о чем меня не спросил. Ночью я был в медресе, днем во дворце уединялся на молитвы. Султан, находясь среди народа, иногда посматривал в мою сторону. Я спросил у приближенных, кто станет послом, чтобы я был при нем. Мне ответили: «Кто назначается послом, куда пошлют посольство и каково вообще положение — совершенно никому неизвестно». Однако потихоньку говорили, что будет послан к русским или Яхши бек додхо,[270] или Исмаддин туксоба,[271] или Наджмаддин ходжа Мир Асад.[272]
На четвертый день пишущий эти строки сильно соскучился и написал доклад с требованием, что я, мол, прибыл по высочайшему указанию к счастливому стремени. Уже три дня, как лошадь стоит привязанная к нужнику медресе, сам сижу в пустой худжре. По слухам посольство и путешествие состоится. Называют трех лиц, но кого именно пошлют, до сих пор не определили.
О, ласковый к рабам,
