Ознакомительная версия. Доступно 42 страниц из 207
Но и Галл демонстрировал в военном деле неплохие способности. Молодой август удачно справился с поставленной задачей по обороне провинции от персов, но, желая использовать военный успех в личных целях, организовал заговор против царя. Амбициозный цезарь был озабочен только одной мыслью – как провозгласить себя императором. Констанций, до которого систематически доходили отрывочные сведения об этих намерениях, писал соправителю письма, убеждая того совместно действовать на благо государства. Но Галл вел себя совершенно как единоличный властитель. Впрочем, польщенный письмами императора, он решил выехать к нему для оказания помощи от варварских набегов. Это был не единственный мотив действий – по дороге мятежник надеялся привлечь на свою сторону новые легионы[247].
К счастью для Констанция, некий Домециан своевременно сообщил императору о готовящемся тайном заговоре, хотя и был после этого убит сподвижниками Галла. Царь, делая вид, будто ни о чем не подозревает, в декабре 354 г. приказал доставить Галла Констанция к себе в ставку на остров Фаламон и после дознания, когда вина молодого соправителя полностью подтвердилась, велел его умертвить. Молодой цезарь окончил свою жизнь на 29‑м году.
В таких ситуациях участь родного брата мятежника считалась автоматически предрешенной. Но юного Юлиана спасла любимая жена Констанция царица Евсевия. Она уговорила василевса пощадить молодого человека и отправила его в Афины подальше от мужниных глаз[248]. Впрочем, по мнению историков, отъезду Юлиана в столицу греческих философов в немалой степени способствовали придворные из язычников, втайне надеявшиеся на появление через короткое время на престоле нового императора, способного вернуть почитание старых римских культов.
Попутно в 354—355 гг. император удачно воевал с лентиензами – одним из германских племен, регулярно вторгавшимся в пограничные области Империи. Царь вместе с войском выступил в поход и на Канинских полях (территория нынешней Швейцарии) дал варварам сражение. Вначале удача была не на его стороне – конный авангард римлян попал в засаду и понес тяжелые потери, но затем подтянулись остальные части, и германцы были разбиты[249].
Между тем годы брали свое. Констанций был утомлен вечными военными походами и церковными нестроениями. Едва перешагнув 40‑летний рубеж, он уже считался правителем с большим стажем, и здоровье его, подорванное войной, было слабым: говорят, он болел редко, но всегда тяжело. Вопрос о наследнике престола вновь стал актуальным. Поскольку ни один из браков Констанция так и не принес ему желанного ребенка, он, по просьбе жены, вернул Юлиана из ссылки. Евсевия сумела внушить мужу мысль о благородстве и других достоинствах младшего родственника. После официальной встречи, где Юлиан поклялся ничего не замышлять против старшего брата и императора, Констанций наделил его титулом цезаря и направил в Галлию, женив на своей сестре Елене[250].
По этому торжественному случаю в Милане, где находилась царская резиденция, состоялась торжественная церемония. Взяв 24‑летнего Юлиана за руку, император поднялся с ним на высокий подиум, где, обращаясь к войскам, произнес речь с просьбой поддержать молодого цезаря[251]. «Я хочу предоставить власть цезаря Юлиану, – говорил император солдатам, – моему, как вы знаете, двоюродному брату; его скромность, делающая его столь же дорогим мне, как и мое с ним родство, стяжали ему признание, и в нем виден молодой человек выдающейся энергии»[252].
Можно сколь угодно долго говорить о подозрительности Констанция и придворных хитростях, где за красивыми словами зачастую скрывались совсем иные намерения. Но кто скажет, что в данном случае царь был неискренним? Обратившись к Юлиану, он сказал: «Ты получил, мой возлюбленный брат, во цвете своей юности блистательнейшее отличие твоего рода. Я признаю в этом приумножение блеска моей собственной славы: то, что я справедливо предоставляю моему знатному родственнику верховную власть, более возвеличивает меня, нежели то, что я сам обладаю этой властью. Итак, раздели со мной опасности и труды, прими на себя управление и охрану Галлии и постарайся всяческими добрыми деяниями облегчить тяжелое положение этих областей. Спеши, чтобы ревностной заботой отстоять доверенный тебе самим отечеством пост! (выделено мной. – А. В.)»[253]. Высокие и благородные слова! Казалось бы, о чем еще Юлиан мог мечтать? Однако мысли молодого правителя уже были далеко впереди: как и его казненный брат, он мечтал о царстве, не слишком задумываясь о признательности по отношению к Констанцию.
Впрочем, его назначение состоялось вовремя – сарматы уже давно забыли о существовании дунайской границы и свободно вторгались на римские земли; франки оккупировали галльские провинции. Дикие исавры многочисленными отрядами спускались с гор, опустошая все вокруг Селевкии, а персы вновь напали на земли Азии. Молодой царь и соправитель Констанция удачно оборонялся от франков, попутно разгромив некоего Сильвана – одного из мятежных генералов, пытавшегося «по случаю» примерить на себя царскую диадему. Близ города Аргентората в 357 г. Юлиан разбил заметно превосходящие его силы германцев, проявив храбрость и талант полководца[254]. А в 358 г. цезарь внезапно напал на хамавов, разгромив их в кратких, но ожесточенных боях, и гарантировал мир, обязав варваров принять над собой его власть[255].
В это время Констанций пребывал в Риме, заботясь об охране Рейнской границы и разрешая церковные вопросы. Наконец, известия о нападении варваров на Иллирию заставили его выступить с войском на Восток. Переправившись через Дунай, император наголову разбивал поочередно все неприятельские войска, встречавшиеся ему на пути. Затем он проник на земли сарматов и только тогда принял мир от варваров, когда они вернули из плена всех римских подданных и передали в руки царя заложников из своих знатных семей[256].
После этого император двинулся на земли квадов, которые также запросили мира[257]. Вслед за ними были покорены племена амицензов и лимигантов. По окончании войны царь с триумфом вернулся в Сирмий, а войска разошлись по местам своего расквартирования. Если до этого о Констанции говорили, будто ему везет только в междоусобных войнах, а во внешних его преследовали поражения, то теперь никто не мог уже упрекнуть царя в отсутствии полководческого таланта и воинской удачи.
Ознакомительная версия. Доступно 42 страниц из 207
