Старик резко рассмеялся.
— С чего ты взяла? Просто она приносит хозяину неплохой доход. Если бы мы убили ее, нам бы это стоило немало золота. — Он обернулся и бросил на девушку проницательный взгляд. — Перед тем как посмотреть мужчине в душу, малышка Элис, проверь содержимое его кошелька. И только тогда принимай решение.
На другой день молодежь отправилась на охоту; Хьюго привез живого оленя со связанными ногами, и его выпустили в зал. Он испуганно запрыгивал на длинные столы, скользил по гладкой поверхности, безумным взглядом озирался по сторонам и метался по залу, а люди со смехом и криками разбегались, давая ему дорогу. Элис видела его блестящие, черные, наполненные страхом глаза — глаза загнанного животного. От обильного пота его красновато-коричневая кожа потемнела; наконец его подогнали к помосту, чтобы старый лорд мог вонзить охотничий кинжал ему в сердце. Из раны плеснула ярко-алая струя крови, и женщины завизжали от удовольствия. Олень упал, его изящные черные копытца заскребли по полу, ища опоры. Наконец он испустил дух.
На двенадцатый день утром состоялся небольшой рыцарский турнир. На поле замковой фермы Дэвид велел плотникам построить временное ограждение, обозначавшее арену, и установить красивый шатер из полосатой ткани, где старый лорд со всеми удобствами мог бы наблюдать за поединками. Кэтрин в новом праздничном желтом платье, горящем ярким пятном под лучами зимнего солнца, находилась рядом со старым лордом. Элис в своем темно-синем сидела на табурете по его левую руку; ей дали задание считать удары противников.
В панцире Хьюго казался уродливым и огромным, вид его вызывал возбуждение. Левое плечо закрывал огромный наплечник, до массивной латной рукавицы усеянный медными шипами. Правую руку до самого плеча защищали чешуйчатые металлические пластины, позволяющие свободно двигать рукой и держать копье. Грудь и живот были прикрыты полированным нагрудником такой формы, что любой удар должен был уходить в сторону, а на ногах блестели мощные пластины поножей и наголенников. Неуклюжим шагом Хьюго направился к большому чалому боевому коню, который тоже был весь с головы до хвоста покрыт панцирем, и только в отверстиях шлема лихорадочно сверкали глаза.
— Это очень опасно? — обратилась Элис к старому лорду.
Тот кивнул и улыбнулся.
— Всякое бывает.
Противник Хьюго уже поджидал на другом конце поля. Леди Кэтрин с горящими глазами наклонилась вперед и уронила желтый платок. Всадники устремились навстречу друг другу; проскакав половину пути, они опустили копья. Элис зажмурилась, с ужасом ожидая лязга оружия. Но она слышала только топот копыт, вскоре и он смолк, лошади остановились. Старый лорд толкнул ее локтем и сообщил:
— Счет не открыт. Мальчишки.
Во второй заезд Хьюго все-таки ударил противника в корпус, в третий получил удар в плечо, а в четвертый его копье попало противнику прямо в закрытый панцирем живот, и тот вылетел из седла.
Зрители и горожане, толпившиеся у ристалища со стороны ворот, взорвалась громкими одобрительными возгласами, в воздух полетели шляпы.
— Хьюго, Хьюго! — кричали они.
Молодой лорд осадил лошадь, развернулся и рысью затрусил обратно. С его противника сняли шлем.
— Ну как ты, Стюарт? — поинтересовался Хьюго. — Запыхался?
Тот поднял вверх руку.
— Ничего страшного, пустяк, — заверил он. — Но с меня хватит, пускай другой попробует выбить тебя из седла.
Хьюго рассмеялся и поскакал к своему месту. Элис показалось, что под шлемом видна его самодовольная улыбка.
Турнир длился почти до вечера; обедать отправились, когда уже смеркалось. На нижнем этаже Хьюго сбросил латы и в одной рубашке и рейтузах помчался по винтовой лестнице, на ходу отдавая распоряжения. Его вымыли и одели в красный камзол как раз к обеду; он сидел по правую руку от отца и много пил. Господа утоляли голод под пение и танцы актеров, и кривляние шутов. Наконец старый лорд велел принести чашу для омовений и помыл руки. Следом начались традиционные рождественские игры. Под гром аплодисментов в зал, маршируя, вошли кухонные работники, одетые кто во что горазд — кто стащил свой костюм, кто взял поносить на время. Их головы венчали кастрюли и котелки, а в руках они держали символы своей власти: деревянные ложки и поварешки. Теперь они руководили рождественскими увеселениями, выворачивая наизнанку и ставя с ног на голову принятые в замке строгие правила.
Лорд Хью засмеялся и пересел на стул возле камина, а леди Кэтрин встала у него за спиной. Подождав, пока его светлость устроится поудобней, кухонные работники велели выдать его сыну грязный фартук и поставили его прислуживать и подавать вино. Женщины в зале визжали от смеха, гоняя молодого лорда то с одним поручением, то с другим. Один из слуг, очень бойкий малый, уселся в кресло старого лорда и стал отдавать приказы. Некоторым мужчинам было предъявлено вопиющее обвинение, что они ведут себя как девицы; их связали в длинную цепочку и с хохотом смотрели, как они пытаются распутаться. Нескольких молодых служанок обвинили в извращенной похоти и в том, что в сношениях они предпочитают исполнять мужскую партию. На виду у всех их раздели до сорочек и обрядили в штаны с условием ходить так до конца празднества. Двух солдат обвинили в краже, которую они совершили во время набега на Шотландию во главе с Хьюго, а паре поварят были присвоены титулы «их грязнейшества». Чью-то жену обвинили в супружеской измене, а девицу-кондитершу в том, что она ругается как сапожник, после чего завязали ей рот платком.
Парень-ведущий на господском кресле гоготал, указывая то на одного, то на другого; несчастные истерически визжали, протестуя против обвинений, а ревущая толпа решала: виновен или нет.
Потом ведущий совсем распоясался и переключился на дворян. Двое молодых вассалов из благородных были обвинены в лени и дармоедстве; в наказание им предложили влезть на табуретку и спеть веселую песенку. Одного из кузенов лорда Хью обвинили в том, что он чревоугодник и обжора, что после каждого обеда тайком проникает на кухню и клянчит марципан. Любимец Хьюго, молодец, который, сидя в караулке, рассуждал только о войне, был объявлен льстецом и лизоблюдом, за что ему обмазали голову сажей из камина.
Народ смеялся до упаду, а ведущий все смелел. Кто-то набросил ему на плечи пурпурную мантию старого лорда. Он вскочил на резной стул и стал приплясывать то на одной, то на другой ноге, указывая на Хьюго, который дурачился в глубине зала с подносом и кувшином вина.
— Похотливый кот, — торжественно провозгласил парень.
Весь зал так и покатился от хохота.
— Сладострастный козел, — добавил он. — Хочешь, перечислю сейчас всех баб, которых ты поимел за год?
Снова поднялись крики и смех, а дамы за столом Элис нервно зашевелились и недовольно зароптали. Но ведущий, господин и распорядитель праздника, мог говорить все, что угодно, не боясь наказания. Любовницей Хьюго он мог назвать каждую из них. А уж Кэтрин потом на них отыграется, даже если это окажется клеветой.
