крепче вцепляется в руль. Я жду, что он начнёт угрожать мне, набросится на меня или даже посмеётся надо мной за то, что я так завелась.
— Я просто пытаюсь узнать тебя получше, Мейв, — он искоса смотрит на меня.
Он мог бы угрозами заставить меня ответить, и то, что он этого не делает, беспокоит меня ещё сильнее. Он замолкает, и теперь я чувствую себя сукой.
Я сглатываю растерянность и чувство вины и смотрю в окно, когда мы въезжаем на территорию больницы, на парковке которой замечаю несколько машин. Из кашпо, достаточно большого, чтобы вместить дерево, торчит одинокий листик, цепляющийся за жизнь; этот коричневый лист согнулся, словно держит на себе вес всего мира. Джек паркуется в отдалении от остальных машин, и я собираюсь сказать ему, что могу зайти сама, но понимаю, что этого не будет, глядя на то, как он вынимает ключи из замка зажигания и отстёгивает ремень безопасности. Закончив манипуляции, он не спешит выходить.
Как и я.
— Что не так? — его тон резок.
— Я хочу попросить у тебя прощения за то, что подняла на тебя руку, — произношу, глядя прямо на него. — Не стоило мне давать тебе пощёчину в тот день. Неважно, как сильно я разозлилась. Прости меня. — мне нужно снять этот камень с души.
Я ожидаю, что он либо примет мои извинения, либо сумничает. Чего я не жду, так это того, что он потянется ко мне и обхватит моё лицо ладонями. Поцелуй жёсткий, но быстро смягчается. Он слишком быстро прерывается, но не выпускает моё лицо из рук.
Сердце у меня стучит как сумасшедшее. Я не могу понять, что происходит. Но, когда он прикасается ко мне, я уже не такая решительная. Хочу спросить его, зачем всё это, но вместо этого придвигаюсь ближе и прижимаюсь губами к его губам. Прервав поцелуй, поднимаю руку и провожу пальцем по его нижней губе. Она мягкая и тёплая, а, когда Джек высовывает язык и облизывает мой большой палец, мой взгляд падает на него и сердце колотится в груди. Один взгляд, и он может с лёгкостью уничтожить меня.
— Джек, — не знаю, зачем шепчу я ему в губы. Это так странно — всю жизнь желать кого-то и сейчас получить, но я знаю, что всё это фальшь, как и остальные мои мечты. Отстраняюсь от его рук, расстёгиваю ремень и, не говоря ни слова, выхожу из джипа.
***
Деклан спит. На фоне белоснежных простыней он очень бледен, и это пугает. Встаю рядом, беру его обмякшую руку. По моим щекам текут слёзы, я пытаюсь справиться с болью, которая разъедает меня.
— Деклан, — произношу я его имя, немного опасаясь, что разбужу его.
Он шевелится.
Медленно открывает глаза и улыбается.
— Вот и ты. Я знал, что ты придёшь.
Я улыбаюсь сквозь слёзы.
— Тебе от меня не скрыться. Как ты себя чувствуешь?
Он выдыхает и закрывает глаза, прежде чем снова откинуться на подушку.
— Помнишь, когда тебе было лет двенадцать? Мы с тобой занимались кикбоксингом возле батареи в гостиной?
— Да. Когда я ударилась пальцем об угол и сломала ноготь пополам. Чистейшая агония. Не думаю, что когда-нибудь забуду эту боль.
Деклан улыбается.
— Помнишь, ты пыталась надеть носок на треснувший ноготь?
Я киваю. Каждый раз, когда носок цеплялся, я ждала, что он оторвёт ноготь. Помню, что ныла про это целую неделю.
— Я чувствую себя так же.
Отпускаю руку Деклана и пододвигаю зелёное кресло к кровати, а затем снова беру его пальцы в свои. Я точно знаю, что Джек смотрит через стекло двери в палату. Он занят разговором по телефону, но одновременно наблюдает за мной.
— Значит, ты чувствуешь себя как треснутый ноготь, — уточняю я, улыбаясь и пряча слёзы. Ему сейчас не нужна грусть. Ему нужно знать, что кому-то не всё равно. Нам всем иногда это нужно.
— Ага, — его сухие губы молят о воде. Поднимаюсь и наливаю ему немного в чашку, а затем вставляю в неё соломинку. Подношу брату ко рту, и замечаю, что его карие глаза по-прежнему смеются. Он не унывает. Он всегда такой, несмотря ни на что. Может быть, именно это и нравится мне в нём. Неважно, насколько всё плохо, он всегда находит повод улыбнуться.
— Выходит, твой парень очень заботится о тебе.
Я знаю, кого он имеет в виду. У меня возникает искушение повернуться и посмотреть на Джека, но я сосредотачиваюсь на Деклане.
— Он не мой парень.
Брат улыбается, держа соломинку во рту.
— Это он платит за место в больнице, так что ты для него кое-что значишь, — было забавно, когда Джек привёл меня в эту палату. Моя первая мысль была: почему у него отдельная палата? Почему он не в общей мужской палате? Теперь ответ на мой вопрос получен, как я и боялась.
От слов Деклана по рукам пробегают мурашки, и я бросаю взгляд на Джека через плечо. Он всё ещё занят разговором по телефону, его челюсть напряжена, но взгляд приковывает меня к месту. Как, по его мнению, я должна расплачиваться с ним за это? Мне больше нечего ему отдать.
Снова поворачиваюсь к Деклану и заставляю себя улыбнуться.
— Так как они заботятся о тебе? — спрашиваю я.
— Я чист вот уже три дня.
Мне хочется пожать руку Деклану. Для третьего дня выглядит он прекрасно.
— Я получаю метадон, но голова у меня ясная.
— Я так горжусь тобой, — крепче сжимаю его ладонь. Другая рука Деклана подключена к капельнице.
— Как там мама? — брат прикусывает нижнюю губу, которая и так уже слишком сильно пострадала. Взгляд становится грустным, и я ненавижу видеть его таким.
— Я не видела её несколько дней, — признаюсь я. — Но не волнуйся, я заеду к ней.
Деклан опускает на постель костлявые плечи.
— Она так и не пришла ко мне, — его голос звучит по-детски.
— Может, она не знает, что ты здесь, Деклан. Я ей не говорила.
Он качает головой.
— Я звонил ей. Она знает.
Что, чёрт возьми, я могу на это сказать?
— Сосредоточься на выздоровлении. Ты мне нужен.
Его взгляд обретает решимость.
— Так и будет. Обещаю, Мейв.
Улыбаюсь, слыша очередное его обещание. Он столько раз их нарушал. Откидываюсь на спинку кресла, и мы просто болтаем, как раньше. Я рассказываю о колледже, он — о своей последней девушке, имя которой он даже вспомнить не может. Он смешит меня, как и всегда.
Стук в стекло возвращает меня к реальности. Моё время вышло.
— Мне пора.
Деклан облизывает